Мечи и черная магия (сборник) - стр. 59
Возбуждение, которое после удачного завершения своих долгих поисков испытывал Мышонок, с триумфом возвращаясь к своему учителю Главасу Ро, мгновенно улетучилось и уступило место страху. Неужто кто-то причинил зло великому чародею, его наставнику? «Мой Серый Мышонок все еще на полпути между белой магией и черной», – так однажды сказал Главас Ро… Нет, просто невозможно представить, чтобы этому человеку, кладезю мудрости и духовной мощи, кто-то мог причинить зло! Великий чародей… (Мышелов с некоторой истеричностью настаивал на слове «великий», тогда как для всех вокруг Главас Ро был рядовым кудесником, ничем не лучше какого-нибудь мингола-некроманта с его пятнистой ясновидящей собакой или нищего фокусника-квармаллийца…) Великий чародей, равно как его жилище, были защищены сильным колдовством, преодолеть которое не под силу любому непосвященному, даже (сердце Мышонка на секунду замерло)… даже владельцу этих лесов герцогу Джанарлу, ненавидевшему магию вообще и белую в особенности.
Между тем запах горелого становился все сильнее, а низкий дом Главаса Ро был построен из смолистых пород дерева.
Мышонок выбросил из головы даже девичье лицо – лицо Иврианы, дочери герцога Джанарла, которая тайно училась у Главаса Ро, впитывая, если можно так выразиться, молоко белой магии бок о бок с Мышонком. Молодые люди называли друг друга в разговорах между собой Мышонком и Мышкой, но под туникой Мышонок хранил зеленую перчатку, похищенную им у Иврианы перед выходом в дальнюю дорогу, словно он был закованным в броню и вооруженным до зубов рыцарем, а не безоружным начинающим чародеем.
Когда Мышонок достиг поляны на вершине холма, у него перехватило дыхание, но вовсе не от усталости.
День едва занимался, но Мышонок смог различить истоптанный подковами сад с волшебными травами, опрокинутый соломенный улей и громадное пятно сажи на ровной поверхности гранитной глыбы, защищавшей утлое жилище волшебника.
Но, даже не будь этого неверного света, Мышонок увидел бы обглоданные пламенем балки и опоры, среди которых кое-где еще тлели уголья да горели призрачным зеленоватым огнем какие-то строптивые волшебные снадобья. Он почуял бы драгоценные ароматы тлеющих зелий и бальзамов, смешанные с до ужаса аппетитным кухонным чадом обгорелого мяса.
Мышелов, на миг съежившись, всем телом рванулся к пепелищу, словно взявшая след гончая.
Чародей лежал сразу за искореженной дверью. Ему самому досталось не меньше, чем дому: скелет обуглился, бесценные соки и нежные субстанции его организма, вскипев, разрушились навсегда или струею брызнули в небо, в ледяной ад, скрытый за луною.