Меч и Цитадель - стр. 83
Должно быть, услышавший оклик матери, мальчуган поспешил за ней и вскоре тоже скрылся из виду. Тогда я покинул укрытие в тростниках и подошел к двери. В узелке на крыльце оказались два одеяла из мягкой шерсти гуанако и немного вяленого мяса, завернутого в чистую тряпицу. Мясо я спрятал в ташку, а одеяла свернул скаткой и перекинул через плечо.
Воздух после дождя был чист и свеж, а при мысли о том, что убожество каменной хижины и запахи дыма с едой вскоре останутся позади, на душе сделалось необычайно легко. Заглянув в дом, я окинул взглядом черную кляксу засохшей крови альзабо и обломки кресла. Стол Касдо сдвинула на прежнее место, а Коготь, так тускло мерцавший на нем, не оставил на столешнице ни следа.
Не обнаружив внутри ничего стоящего, я вышел за порог, затворил дверь и направился следом за семейством Касдо. Простить ее, оставившую меня без света во время схватки с альзабо, я, разумеется, не простил – осветить комнату она без труда могла бы, попросту опустив лампу вниз, сквозь проем люка, но и сверх меры винить Касдоза то, что та приняла сторону Агии, совсем одной среди суровых, неумолимых ликов гор в ледяных венцах, не мог; ну а старик и мальчишка, уж точно ничем передо мною не провинившиеся, были по крайней мере настолько же беззащитны, как и она.
Тропа оказалась столь мягкой, что я в буквальном смысле этого слова шел по их следу, отчетливо различая впереди небольшие отпечатки ног Касдо, а рядом – цепочку еще меньших следов мальчугана, на каждый ее шаг делавшего по два, и следы заметно косолапившего старика. Шагал я неспешно, чтоб не нагнать их, и, понимая, что путь мой с каждым шагом становится все опаснее, надеялся вовремя заметить солдат архонта, если встречный патруль остановит их для допроса. Выдать меня Касдо не сможет: любые правдивые сведения, которые она изложит димархиям, только собьют их с моего следа, а если поблизости окажется все тот же альзабо, его я рассчитывал услышать либо почуять, прежде чем он нападет, – в конце концов, оставлять его дичь без защиты я клятв не давал, обещал лишь не выслеживать его и не оставаться в доме.
Должно быть, путь, которым мы шли, был обычной звериной тропой, расширенной Беканом: вскоре тропа исчезла. Окрестности казались вовсе не такими суровыми, как выше уровня леса. Южные склоны нередко покрывал ковер из крохотных папоротников пополам с мхом, а за вершины утесов цеплялись корнями сосны и кедры. Почти все время откуда-нибудь неподалеку слышался шум падающей воды. Текле в мой голове вспомнилось очень похожее место, куда она как-то раз ездила на пленэр в сопровождении учителя рисования и пары кряжистых, грубоватых телохранителей. У меня тут же возникло ощущение, будто я вот-вот набреду на мольберт, палитру и неопрятный этюдник с кистями и красками, позабытый возле какого-нибудь водопада, когда скрывшееся солнце прекратило играть в его брызгах.