Меч Эроса - стр. 30
Афины, дом Мильтеада близ Мусейона[25]
– Ну и как тебе понравился Крит, друг мой Панталеон? – спросил симпосиарх [26] Мильтеад, сын Павсания, поворачиваясь на своем апоклинтре [27] и делая знак хорошенькой аулетриде наполнить чашу гостя.
На самом деле Пантолеон, сын Пантия Омира, вовсе не был другом Мильтеаду, однако обычай требовал чествовать гостей симпосия – даже если кто-то из них тебе неприятен! – чтобы не уронить собственную честь. Рыжий, желтоглазый, сплошь усыпанный веснушками Панталеон был ему просто отвратителен Мильтеаду не только потому, что он терпеть не мог рыжих, но, главное, потому, что Панталеон явился в его дом, чтобы напомнить о старинном долге отца Мильтеада. Он умер два года, и вдруг является этот человек с полустертой восковой табличкой, на которой значится заемная запись, и требует возврата пяти талантов, якобы взятых у него Павсанием Симусом Мильтеадом незадолго до кончины!
Немалая сумма! Хоть и не разорительная, но способная изрядно опустошить сундук кого угодно, а не только Мильтеада, который и так большую часть наследства отдал на покрытие долгов отца, который просаживал состояние на петушиных боях и на поездки в Коринф, где до самых последних дней предавался распутству с изощренными коринфскими гетерами. Там он и умер – в разгар пирушки. Панталеон же был известен, как завзятый путешественник. Где-то в странствиях он и познакомился со старшим Мильтеадом. И вот вам, пожалуйста, привез эту табличку…
А правдива запись или это ловкая подделка (на что только ни горазды мошенники, а рыжие, гласит молва, мошенники все как один!), известно только отцу, который теперь блуждает себе в полях асфоделей, [28] позабыв и родных, близких, и вообще все на свете, не только какой-то там долг!
Если бы Панталеон пришел в обычное время, Мильтеад отправил бы его восвояси, однако он с расчетом явился во время симпосия: гость – особа священная.
К тому же, физиономия этого гостя имела самое склочное выражение, и Мильтеад побоялся, что, начни он выпроваживать наглеца, тот устроит такой скандал, который надолго опорочит и самого Мильтеада, и его покойного отца, память о котором надо было уважать.
Пришлось найти ему свободное место на апоклинтре и вести вежливую беседу. Хорошо хоть, что Панталеон много повидал во время своих путешествий, и ему было, что рассказать пирующим.
– Крит? Да его теперь почти не отличить от Спарты, – рассеянно ответил Панталеон, с большим вниманием изучая соски аулетриды, которая склонилась над его киликом [29] и осторожно наливала туда вино из большого сосуда, наполненного заранее разбавленным в кратере вином.