Мазохизм смерти и мазохизм жизни - стр. 2
Представленная книга о мазохизме явилась для меня примером именно французского способа осмысления психоанализа. И неважно, что автор называет себя эмигрантом из Центральной Европы и даже иностранцем: если действительно существует нечто, что может в иных странах рассматриваться как французская школа психоанализа, то Бенно Розенберг является одним из самых современных и самых блестящих ее представителей.
Автор представляемой мной книги, говоря о «новых характеристиках, которыми обогатился психоанализ», последовательно перечисляет объектный подход, нарциссический и, наконец, мазохистский подход, который в будущем будет превалировать. Эта частная, ремарка не становится менее важной. Ведь развитие фрейдовской теории именно во Франции происходит на протяжении более сорока лет независимо от резонанса, встреч и влияния открытий ученых из других стран. На ум приходят имена: Буве – специалист по объектным отношениям, Грюнбергер – по нарциссизму. Конечно, они не единственные, кто развивал эти темы, намеренно и несправедливо я не назвал имена других; и лишь потому, что, без сомнения, эти специалисты наилучшим образом отражают эпоху. В других областях всплывают другие имена: Видерман – его влияние на структуру лечения было определяющим для целого поколения. И, как бы то ни было, сегодня мазохизм связан с именем Розенберга.
Конечно, все эти темы часто обсуждались как самим Фрейдом, так и его последователями то тут, то там. Главное в этих подходах, в этих «критериях» состоит не столько в выборе задач для исследования, сколько в самом предмете, методе и в его замыслах; каждая из этих концепций является не только объектом размышления, но и инструментом выбора, той осью, вокруг которой организуется понимание функционирования и природы психики. Таким образом, вслед за анализом сновидений изучение объекта, нарциссизма и мазохизма послужило прямой дорогой для доступа к бессознательному.
Безусловно, надлежало бы, следуя фрейдистскому подходу, добавить сюда влечения, в особенности жуткую пару Эроса и влечения к смерти, чье неистовое возвращение нам известно, по крайней мере, во Франции и продолжает осмысливаться, будучи почти полностью забытым во всем остальном психоаналитическом мире в течение десятилетий (даже если термин «влечение к смерти» используется кляйнианцами, мы знаем, что у них он имеет иное значение).
В этом смысле весьма значимой является констатация факта, что Б. Розенберг естественным образом приходит к тому, что во время размышлений о мазохизме задает вопрос относительно влечения к смерти, затем обнаруживает, что не сможет избежать также проблемы нарциссизма и той связи, которая у последнего налаживается с мазохизмом. Стоит ли тогда удивляться, что вопрос первоначального (то есть первичного) мазохизма посещает его? И тот факт, что в конце книги автор вновь ставит проблему Я, как и объектного либидо, свидетельствует, что не только его исследование остается открытым, задающим новые вопросы, но и что оно интегрирует психоаналитическую историю, его подход является холистическим, решительно обобщающим, не отделяющим одну концепцию от другой, так как их связи являются необходимыми для любой теории в психоанализе. Этот подход, безусловно, правильный, однако он не лишен вероятных рисков; Бенно Розенберг отдает себе в этом отчет, когда констатирует: «То, что мы тут говорим, принадлежит к фундаментальным метапсихологическим решениям, тем решениям, в отношении которых не существует доказательств»; но без этих решений нельзя обойтись, даже если следует быть всегда готовыми к их пересмотру. К этой констатации он мог бы добавить замечание Фрейда из работы «Торможение, страх, симптом»: «Не следует воспринимать эти соображения как тщетные, так как по многим пунктам явления психической, патологической и нормальной жизни, похоже, требуют постановки таких вопросов», – и мы добавим, что прогресса можно добиться как раз такой ценой.