Мажор. Недетские игры - стр. 26

– Подслушивала?

Веду плечами. Сдала себя с потрохами. Упираюсь упрямым взглядом в его губы, выше не могу, сгорю.

– Твои зайки могут стать жертвами лисицы.

Аверин смеяться начинает. Его забавляет моя ревность и мои слова.

– Хищница.

– Сам меня так назвал. А я ведь просто…

– Да я помню твое имя!

Да что происходит? В один миг настроение Стаса меняется. Из флиртующего очаровательно парня он становится раздражающим мажором. Тело напрягается, и я каждый раз упираюсь в него, как в камень. Только не спотыкаюсь о его высокомерие и самоуверенность.

– Почему ты такой…

– Классный?

– Придурок.

– Меня заводит, когда ты ругаешься, помнишь ведь? – понизив голос, говорит.

Между нами все меньше места. Я не могу сейчас понять, кто из нас двигался навстречу друг другу, лишь в какой-то момент уже не осталось пространства между нашими телами.

Поворачиваю голову в сторону, стараюсь перевести дыхание.

И вот он момент, когда можно уже отходить от Стаса. Повисла тишина, разговаривать больше не о чем. По крайней мере, Аверину вроде как нечего. Все разы, когда мы общались, говорила в основном я, а Стас… отпускал колкости, пошлости или молчал.

Но я медлю. Тело привязывается к этому мажору.

– Они мне никто, лисица.

Сглатываю. Как он так понимает, что меня волнует?

– Да мне все равно, – отмахиваюсь. Господи, он же все обо мне знает, а я продолжаю играть свое безразличие.

– Не все равно. Я же вижу.

Переминаюсь с ноги на ногу. Аверин без спроса вторгается в мои чувства и расщепляет их на атомы. Это хуже, чем предстать обнаженной.

Голос Стаса вновь серьезный. И так хочется верить, что ему тоже не все равно на меня. Иначе к чему все эти слова, оправдания. Встречи.

– Ты мне никто, Стас, чтобы оправдываться в своих действия, – улыбаюсь ему такой же натянутой улыбкой, что лицо застывает в этой уродской маске.

Мажор наклоняется ближе, втягивает воздух. Снова это ощущение каких-то разрядов цепляет кожу, режут по касательной. Рана жжется и щиплет.

– А кем ты хочешь, чтобы я был? – бархатисто спрашивает. Шея покрывается мурашками, когда его дыхание дотягивается до тонкой кожи, – ну, давай, лисица, скажи мне.

Слова пронимают насквозь, и начинаю задыхаться от его тона, его близости. Даже запах действует как дурман.