Мажор из прошлого. Танец на осколках - стр. 32
Я даже не сразу врубаюсь, о чем она, что за контракт такой? А потом вспоминаю о какой-то бумаге, в которой я расписался, что не имею претензий. Папа сказал, что это формальность, что это нужно, чтобы хоть один из братьев не просрал свое танцевальное будущее.
А птичка об этой бумаге, как о чем-то серьезном говорит. Че за хрень? Или все сложнее?
Катя сжимается вся, как пружинка, кидается обвинениями, которые злят своей несправедливостью. Вижу, что что-то умалчивает, что-то в ее глазах глубокое, обидное. Она переметнулась к Диме в самый отвратительный момент во всей моей жизни, когда я хотя бы в ней надеялся найти понимающую душу. А в итоге…
Как же мне хочется сжать ее, встряхнуть хорошенько и понять, что же в этой милой маленькой головке. Опасно приближаюсь к ней. Она буквально вжимается в стену, но это и хорошо, дальше не убежит.
Кладу руки на старые, чуть рифленые обои, которые так и не заменили за четыре года, и склоняюсь к ней. Вглядываюсь в знакомые серые глаза, которые в полумраке комнаты становятся на несколько тонов темнее, будто глубже. На ресницах дрожит влага.
Она просто одуряюще пахнет… Хочется вдохнуть ее запах как можно глубже, сохранить где-то в своей голове, чтобы всегда иметь возможность достать и ощутить его. Ваниль с ноткой корицы? Не знаю. Не могу определить, но что-то очень сладкое и вкусное.
Такое же, как ее губы, вкус которых я помню до сих пор. Спустя несколько лет. Ни одна девчонка не смогла заставить забыть его.
— А, может, тебе вообще все равно, с кем из братьев ты будешь? Может, именно это такой ловкий ход, чтобы не зависеть от контракта? Готова разыграть с легкостью обе партии?
Низко, больно, знаю. Но я будто себя узнаю. Вот те вопросы, которые мучили меня так долго. Ответы на которые мне обязательно нужно было знать.
Сколько я ни пытаюсь смотреть в глаза, ожидая реакции на мою провокацию, взгляд то и дело спускается к губам. Чувствую, как Катя дрожит, слышу ее сбивчивое дыхание.
— Отвали от меня, — тихо шепчет она, а я больше читаю по движению ее сочных соблазнительных губ, чем слышу.
Потому что в ушах грохот сердцебиения. Будто мне снова пятнадцать, и для того, чтобы возбудиться мне достаточно лишь подумать о поцелуе с птичкой.
— Что ты тут делаешь? — брат, как всегда, все портит.
Как бы я ни пытался его любить, он каждый раз помогает найти повод понять, какое у него гнилое нутро. Как у матери.
Морщусь от этой мысли. Противно аж до тошноты. Вот чего точно не хочется в родительском доме вспоминать, так это причину, по которой я его покинул. Потому что сразу же хочется снова свалить.