Маятник жизни моей… 1930–1954 - стр. 111

Алла. Горячесть встречи. Розовая, в новой квартире тоже все розовое. Екатерининская люстра с хрустальными подвесками, стильная мебель, сервизы, хрусталь. Детски радовалась подобию отдаленного серебряного колокольного звона от удара одной вазы о другую. Прелестно было ее лицо с широко открытыми, младенческой улыбкой сияющими глазами.

“Бывает розовое счастье”. Я когда-то предсказала ей такой этап.

Но это лишь этап. Да и под ним гул землетрясения, непрестанные подземные толчки. Может быть, оттого она так безжалостно к себе мечется в погоне за заработком, а не только из-за самого заработка. Работа – опиум и народов, и отдельных личностей, особенно работа нервная, безотложно спешная.

Даниил, Вера[260]. Какой трогательно девически-женственной становится она в его присутствии. Как сосредоточенно-внимателен он в ее сторону и как чувствует ее красоту. Но кажется, пройдут мимо друг друга. Кажется, не будут знать того, что называется “счастьем”. Но, может быть, это только кажется.

“Что есть вера”? Такой пилатовский вопрос задала я им обоим, когда они говорили о том, во что каждый из них верит, во что не верит. Они не ответили. А я думаю, что кроме веры порядка религиозного (в истинном значении этого слова) – это психический акт самозащиты и самовнушения. И в религиозной области бывает так же, когда душа не живет на достаточной глубине.

Насмешливо смотрят на меня кроткие глаза матери с портрета. Пять лет тому назад близко к этим дням она перешагнула туда, куда и мне пора.

– Пора, ты вот чем занимаешься, – говорят ее грустные, кроткие, умные и насмешливые глаза.

“Я помню о тебе, родная моя. И в ночном сознании моем ты неразрывно со мной. В дневном же приходится думать обо всем на свете”.

Сестра Смерть отошла. Или, вернее, была отозвана. И тут некая тайна. Человек, который спасал меня от кровотечения (8-го и 9-го), д-р Работный, точно взял у меня мой жребий. (Такое еще до его смерти было чувство.) Умер в три дня от неизвестной болезни.

Сколько тайных соотношений в мире. И как незримо тонко, но реальнейшим образом связано все. Все – едино.

Поглядела сейчас на свою руку и подумала: скоро она станет горсточкой пепла. И естественным это показалось. И ничуть не жалко.

А некогда – было мне тогда около 30 лет – я именно руки свои пожалела до слез. Был тяжелый душевный кризис, мысли о самоубийстве как о единственном выходе.

Я стояла на крыльце летней ночью (в Пенах Курской губернии)[261] полуодетая и думала о том, какие существуют способы покончить с жизнью: поезд, отрава, река. И вдруг обратила внимание на свои руки. Молодые, стройные, в лунном свете мраморно-белые, они показались мне необыкновенно прекрасными. И до того стало жалко предавать их тлению, что хлынули слезы и на время унесли план самоубийства.