Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века - стр. 61

– Я отказываюсь, – сказал один из воинов, получивший приказ наступать, – приносить в жертву свое племя за дело, которое его не касается.

Другой, получив аналогичный приказ, ответствовал, что люди за ним не пойдут. А атаковать в одиночестве по меньшей мере нелепо.

Такому храброму и гордому человеку, как Мусаб, оставалось лишь одно. Обращаясь к своему сыну Исе, он сказал:

– Ступай и скажи своему дяде, что вероломные жители Ирака предали его, и попрощайся с отцом, которому осталось жить несколько минут.

– Нет, отец, – сказал юноша. – Ни один курашит не упрекнет меня в том, что я бросил отца в минуту опасности.

Отец и сын устремились в гущу сражения, и очень скоро их головы принесли Абд аль-Малику. Это было в 690 году.

Теперь уже весь Ирак присягнул на верность Омейядам. Мухаллаб, не зная о смерти Мусаба, о чем уже было известно хариджитам, заявил в беседе с вождями, что Мусаб – его господин на этом свете и в будущей жизни и долг каждого доброго мусульманина – противостоять Абд аль-Малику, сыну проклятого. Однако, получив от халифа Омейядов документ, подтверждающий все его посты и титулы, Мухаллаб весьма оперативно передумал и последовал примеру соотечественников. Вот как даже лучшие люди Ирака понимали честь и верность.

«Решайте за себя, правы вы или нет, – воскликнул негодующий хариджит, – но хотя бы имейте честность признать, что в этом мире вы рабы и ради корысти будете льстить любому правителю – братья сатаны, вот вы кто».

Абд аль-Малик приблизился к своей цели. Чтобы обеспечить свой бесспорный суверенитет над мусульманским миром, ему оставалось только захватить Мекку, резиденцию и последнее убежище своего соперника. Да, нападение было святотатством, и Абд аль-Малик содрогнулся бы от ужаса при одной только мысли о нем, если бы сохранил хотя бы тень религиозных чувств, характерных для него в юные годы. Однако он больше не был бесхитростным горячим юнцом, который в порыве праведного негодования в свое время назвал Язида врагом небес за то, что тот осмелился послать войска против Медины, резиденции пророка. Время, торговые отношения с миром и отправление власти существенно повлияли на его юношескую откровенность и простую веру. Говорят, что в день смерти его кузена Ашдака – в день, когда Абд аль-Малик запятнал себя сразу двумя преступлениями – лжесвидетельством и убийством, он закрыл божественную книгу и с холодным мрачным видом пробормотал: «Отныне между нами ничего общего». Поскольку его религиозные чувства были хорошо известны, новость о том, что он намеревается послать армию на Мекку, не была поводом для удивления. Значительно более непонятным был его выбор командующего. Таковым он назначил некого Хаджаджа ибн Юсуфа, школьного учителя из Таифа, считавшего себя счастливым, если в конце долгого дня, в течение которого он учил читать маленьких детей, ему удавалось заработать на краюшку хлеба. Позже он приобрел некоторую известность, установив некое подобие дисциплины среди телохранителей Абд аль-Малика, командовав отрядом в Ираке (когда враг, так и не вступивший в бой, лишил его возможности проявить храбрость или трусость) и потерпев поражение от зубайритов во время правления Мервана. Своим назначением этот человек был обязан единственному обстоятельству. Когда он рискнул просить о чести командования армией против Ибн-Зубайра, халиф с презрением воскликнул: «Да помолчи ты!» Но благодаря непоследовательности, столь свойственной человеческому разуму, общий скептицизм Абд аль-Малика был смягчен твердой верой в предсказания по сновидениям, которую Хаджадж умело использовал. «Мне приснилось, – сообщил он, – что я убиваю Ибн-Зубайра». И халиф отдал ему вожделенное командование.