Мавританская Испания. Эпоха правления халифов. VI–XI века - стр. 57
Ничто не ускользало от внимания Мухаллаба: с самого начала он понимал, что такая война требует от полководца не только военного гения, но и чего-то еще. Чтобы покорить фанатиков, всегда готовых умереть – они, даже пронзенные копьями, продолжали наступать на врага с криками: «О, Бог, мы идем к тебе!» – необходимо, чтобы им противостояли солдаты, не только опытные и дисциплинированные, но также вдохновленные религиозной идеей. И Мухаллаб сотворил чудо. Ему удалось превратить скептиков Ирака в истовых верующих. Он убедил их, что хариджиты – злейшие враги Всевышнего, он вдохновил их стремлением получить венец мученика. Когда их покидало мужество, он смело вкладывал в уста Мухаммеда слова, обещавшие им победу, – странно, но его талант обманщика не уступал его безусловной отваге. И его войска забыли о колебаниях. Они завоевывали победу, убежденные, что она дана им небесами. Эта война, продолжавшаяся девятнадцать лет, была одним непрекращающимся противостоянием фанатичной ненависти. Невозможно сказать, какая из сторон показала себя самой пламенной, упорной и яростно непримиримой. «Если я увижу язычников-дейлемитов с одной стороны и хариджитов с другой, – сказал один из солдат Мухаллаба, – то брошусь на последних, потому что тот, кто умрет от их рук, в раю получит венец мученика в десять раз великолепнее».
В то время как Басре нужны были все ее люди и все ресурсы, чтобы отогнать хариджитов, другая община – шиитов – вызывала острую тревогу Омейядов и Ибн-Зубайра.
Если доктрины хариджитов неизбежно демонстрировали тенденцию к демократии, доктрины шиитов склонялись к самому худшему деспотизму. Отказавшись признать, что пророк имел неосторожность оставить выбор преемника толпе, они приводили определенные, в высшей степени неоднозначные высказывания пророка, якобы доказывающие, что он назвал своим преемником Али, и семья супруга Фатимы имеет наследственные права на халифат. Исходя из этого они считали узурпаторами не только Омейядов, но также Абу Бакра, Омара и Османа, и в то же самое время они обожествляли халифа, предполагая, что он безгрешен и не имеет недостатков и несовершенств человечества. Исходя из божественной природы халифа доминирующая община тех дней – которая была основана Кайсаном, одним из вольноотпущенников Али, – пришла к логическому и весьма грустному выводу, что вера, религия и добродетель заключаются в пассивном подчинении и безусловной покорности приказам человека-божества. Кстати, некоторые арабские авторы неверно идентифицируют Кайсана с Мухтаром, главой телохранителей которого он стал. Эта странная и уродливая доктрина, несвойственная арабскому характеру, родилась в мозгах древних учеников Заратустры (Зороастра), которые привыкли видеть в своих царях и жрецах потомков богов или божественных и небесных жителей и передали новой религии почтение, испытываемое ими к монархам. Шииты были в основном персидской общиной, члены которой набирались из вольноотпущенников-персов. Правда, их догмы, возможно, имели иудейское происхождение и пришли к ним через сабеизм, а основатель этого течения предположительно был иудеем. В общем, вера этой общины приняла вид слепой и жестокой войны с обществом: ненавидя господствующую расу и завидуя ее богатствам, персы требовали своей доли земных благ. Тем не менее их лидерами были, как правило, арабы, которые отвечали за легковерие и фанатизм сектантов. В период, о котором идет речь, общиной руководил Мухтар – человек одновременно неистовый и проницательный, героический и беспринципный, тигр в гневе и лис в хитрости. Он был последовательно хариджитом, традиционным мусульманином – зубайритом (по крайней мере, так говорили) и шиитом. Он принадлежал к каждой партии, начиная от той, что воплощала демократические принципы, и кончая проповедникам абсолютизма. Чтобы оправдать столь частые перемены, которые могли посеять сомнения в его искренности, он создал своего бога – капризного, который думает, желает и приказывает завтра совсем не то, что думал, желал и приказывал вчера. Столь гротескная доктрина имела еще одно преимущество: поскольку Мухтар гордился своим пророческим даром, его предсказания и видения оказывались, таким образом, защищены от критики: если предсказания не сбывались, Мухтар просто говорил: «Бог передумал».