Матильда - стр. 10

– Со своим драконом я завоюю не клочок прибрежной земли, а покорю весь Серединный мир, – ответил Рейнгольд внешне спокойно, но глаза сверкали мрачным огнём. Не скрыв удивления, Мильгрем покачал крупной головой с копной чёрных как смоль волос, схваченных обручем островерхой короны, в которой часто поблёскивала седина и, отпив из серебряного кубка хмельного эля, пролившегося на его волосатую грудь, произнёс:

– Твой дракон? Ты говоришь так, словно уже Владыка Железных островов, но пока ты лишь Военный вождь, не оправдавший возложенных на тебя надежд. Ты привёз к нам дьявола, кормишь его человеческим мясом и мечтаешь захватить мир. Ты безумец, Рейнгольд если думаешь, что я позволю тебе уничтожить, то, что я создавал всю свою жизнь. Глупец, который пытается выставить своё поражение громким триумфом. Когда я узнал, про потерю половины кораблей и двух сотен лучших своих воинов, то хотел лишь твоей крови. Но что значит твоя жизнь в сравнение с нанесённым уроном? – Лицо Владыки покраснело; его голос гремел в опустившейся тишине, а глаза гневно сверкали, казалось, сейчас из них вырвется молния и сожжёт Рейнгольда дотла. – Я даю тебе последний шанс хоть что-то исправить: избавься от богомерзкого чудища и верни мне мои корабли.

– Как тебе будет угодно, Владыка, – внешне спокойно произнёс Рейнгольд, хотя внутри него всё клокотало от незаслуженного оскорбления. Он также как и все рисковал жизнью во время захвата Дромона и разве его вина, что Каргарон оставил ему жизнь? Развернувшись, он вышел из замка, и Вороний Клюв произнёс, с трудом скрывая явное неудовольствие:

– Он не вернётся. Ты неоправданно милосерден Владыка к тому, кто совершил тяжкий грех, за который другого уже давно бы лишили жизни, и кто открыто заявил о претензиях на твой трон.

– Ты недооцениваешь меня, Хранитель. За Рейнгольдом стоят преданные ему воины, что лишь на словах подчиняются мне – клан Змея поддержит его, да и многие другие. Междоусобная война это то, что меньше всего нужно сейчас, когда впервые за долгие годы все островитяне едины как никогда, напуганные общей бедой. Если он не вернётся то, поставит себя вне закона: он больше не будет героем, а станет преступником, которого начнут травить все и всюду. Наши враги, за то, что он кранобородый, а наши друзья, за то, что стал изгоем. Я его изучил так, как не знает он себя сам; Рейнгольд никогда не избавиться от этой твари, которую зовёт человеческим именем, а значит не найдёт он и денег на новые корабли. И когда он вернётся, а он обязательно вернётся, вот тогда мы и сможем предать его смерти, не преступая закон.