Матерь Тьмы - стр. 25
– Привет. Кальвина попросила составить ей компанию, пока она репетирует, однако, сдается мне, вместо нас вполне сгодилась бы пара манекенов. Но Кальвина в глубине души романтичная пуританка. Ей, может быть, и неосознанно, хотелось ввергнуть нас в бездну разочарования.
Кэл сняла наушники и встала. Не говоря ни слова, не взглянув на присутствующих и даже не дав понять, что замечает их, она взяла какую-то одежду и скрылась в ванной, где почти сразу же зашумел душ.
Гун улыбнулся Францу.
– Привет. Садись и присоединяйся к посвященным тишины. Как идет писательская жизнь?
Некоторое время они болтали о всяких пустяках. Сол тщательно сворачивал длинную тонкую самокрутку. От нее потянул приятный смолистый дым, но и Франц и Гун, улыбнувшись, отказались присоединиться. Гун взял свою зеленую бутылку и приложился к ней длинным глотком.
Кэл появилась неожиданно скоро. На ней было темно-коричневое платье, и выглядела она совсем свежо. Налив себе в высокий тонкий стакан апельсинового соку из холодильника, она тоже села.
– Сол, – негромко сказала она, – ты отлично знаешь, что мое полное имя не Кальвина, а Кальпурния. Она была у римлян кем-то вроде Кассандры, только не так знаменита; предупреждала Цезаря об опасности, угрожавшей ему в Мартовские иды. Может быть, я и пуританка, но назвали меня не в честь Кальвина. Мои родители действительно были пресвитерианцами, оба, но отец довольно скоро перешел в унитарианство, а умер и вовсе последователем этической культуры. Он молился Эмерсону и клялся именем Роберта Ингерсолла. Ну а мать, вроде как шутки ради, объявила себя бахаисткой. К тому же у меня нет пары манекенов, не то я действительно могла бы поставить их здесь. Нет, спасибо, никакой «травы». До завтрашнего вечера я должна хранить мозги в полной ясности. Гун, спасибо, что повеселил меня. Присутствие слушателей очень помогает, даже если я в это время напрочь некоммуникабельна. Эль пахнет чудесно, но, увы, придется отказаться – по той же причине, что и от травки. Франц, ты какой-то сам не свой. Что-то случилось на Корона-Хайтс?
Обрадованный тем, что она не только думала о нем, но и сразу же обратила внимание на его состояние, Франц выложил историю своего похода. Его задело при этом, что в рассказе все приключение выглядело довольно-таки тривиальным и совсем не страшным, а, как ни парадоксально, даже забавным – поистине, двуединое проклятие и благословение писателя.
– Получилось, что ты пошел разглядывать это привидение, или что там еще, и обнаружил, что оно перекинуло рубильник и показывает тебе нос из твоего собственного окна в двух милях от того места, где ты находился. «Таффи пришел ко мне домой…» Ну, прелесть же, правда? – радостно подытожил Гун.