Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти - стр. 11

Мы не можем дать точное определение абстрактной экзистенциалистской концепции смерти потому, что экзистенциализм имеет дело с конкретным человеком и с непосредственностью его личного опыта. Также мы не можем поместить экзистенциализм ни на сторону, придерживающуюся мнения об ограниченности жизни, ни на сторону, считающую ее бесконечной, так как в то время как одна школа трактует смерть как небытие, другая выступает за бессмертие в религиозном или метафизическом контексте. Для Сартра (Sartre) (23) смерть это то, что в принципе уничтожает весь смысл жизни; для Heidegger (24) встреча со смертью дарует «аутентичность» существования и «великую радость». Тем не менее, экзистенциалистская интерпретация тревоги будет здесь уместна, и для ее освещения я буду основываться на онтологическом анализе Tillich (25).

Если смерть является полным уничтожением, то никакие абстракции не могут «объяснить» ее. Как говорит Sternberger (26), ужас и абсурдность смерти невозможно преодолеть интеллектуализацией. Большинство людей способны примириться с тем, что они смертны, только если есть уверенность, что со смертью существование не прекращается. Результатом этого коллективного запроса явилось появление второй группы моделей смерти, которые отрицают окончательный характер смерти и предполагают наличие каких-либо форм бессмертия. Вне зависимости от того, на чем они основываются и каким целям служат, теологические и метафизические концепции перехода в другое состояние могут быть признаны абстрактными значениями смерти.

У всех великих религий есть своя эсхатологическая доктрина и все они провозглашают ту или иную форму загробного существования, будь то бессмертие души, воскрешение, или реинкарнация. Считается, что именно желание вечной жизни обуславливает существование религии или, по крайней мере, поддерживает веру в Бога. «Религия», писал William James (27), «для большинства представителей нашей расы означает бессмертие и ничего более. Бог – поставщик бессмертия». Однако религия необязательно появляется из-за желания бессмертия: так, в иудаизме вера в Бога не сопровождается идеей загробной жизни; вера в Бога не умерла и с приходом Просвещения.

Choron (28) утверждает, что обзор взглядов выдающихся философов показывает, что философская мысль, в целом, отрицает существование бессмертия для индивида. Это не означает, что философы не предпринимали попытки найти неэсхатологическое обоснование бессмертия. Создается впечатление, что, по крайней мере, в некоторых случаях аргументация является надуманной, и представляет собой попытку подвести рационалистическое обоснование под то, что философ черпает из догматических представлений или из страха перед своей собственной смертью. Борьба между натуралистическим отношением к смерти и невыносимостью мысли о полном исчезновении ясно прослеживается в работах Unamuno (29). Некоторые из метафизических доводов становятся слишком обезличенными, чтобы иметь отношение к реальной проблеме, например, остается ли то, что определяет сущность человека, после его смерти. Эти доводы валидны в качестве философских предположений, но не имеют значения для тех, кто надеется продолжить существование как личность после своей кончины. Что касается меня, то я не нахожу утешения в таких концепциях, как «Идеи» Платона, «метаморфозы» (Лейбниц), рассуждениях о неподдающемся разрушению человеческом разуме (Спиноза), о продлении существования до бесконечности, дабы удовлетворить нравственную потребность в добродетели (Кант) и о невозможности небытия в безграничной вселенной (Бруно).