Мать-одиночка, или (не)ходите, девки, замуж! - стр. 16

— Семен Олегович, я Оля, вы мне назначали... — закричала эта блаженная, и доктор, по всему видимо тот самый Семен Олегович, напрягся и опасливо спросил медсестру.

— Это она?

— Да вроде бы... — пожала та плечами и принялась за работу.

— Та самая?

— Ну да. Ненормальная эта. Феоктистова кажется. Сказать, что вас нет?

— Поздно. Она меня видела. О! А давайте скажем, что я заболел? Вот сейчас девушку приму и слягу. Как вам идея?

Доктор с такой надеждой смотрел на медсестру, что мне стало его ужасно жалко. Вот уж работа тоже — не откажешься же от противного пациента, только что и правда слечь остаётся.

— Плохая. Плохая идея, Семен Олегович. У нас полный коридор мучеников, не можете же вы их всех бросить?!

— Не могу, — удрученно подтвердил доктор и наконец обратил внимание на меня, тихонько вжавшуюся в кресло.

— Ну что тут у вас?..

***

Феоктистова все же прорвалась сквозь народный фронт, уж не знаю, чем она их всех взяла, интересоваться не было никакого желания. Место, где когда жил и работал мой зубик заморозили и сама я едва шевелила ртом, от чего мои детки угорали еще с полчаса.

Зато неимоверно вдохновляло ощущение сделанного важного дела и чувство свободы, которое бывает только после посещения стоматолога. Удачного, естественно, посещения. Мудрость, конечно, вырывать из себя нелегко, даже жалко немного. Мудрость же. Когда теперь ее ждать?! И ждать ли вообще? Но деваться некуда...

На улице возле поликлиники заметила магазин и решила по пути к дому купить продуктов. Ибо мудрость мудростью, а кушать хочется всегда.

— Просто постойте рядом. Тихо и смирно, по струнке! — гаркнула я на подопечных, потому что они так и норовили разбежаться по разным отделам.

Я взяла за руку Булочку и потащилась по рядам со съестным. Мелкие конечно же тихо не сидели, носились с криками и орами, за что я несколько раз была названа яжемамкой и горе-мамашей, и где-то даже немного согласилась. Сама не люблю крикливых детей, а тут... ну что я могу поделать с ними, а? Младшие меня еще как-то слушают, а вот Ксенька так и держит за подружку, и мамой меня называет, только когда хочет постебаться. Да.

Наконец я набрала пару пакетов, расплатилась на кассе и криком, призывающим моих маленьких ведьм и одного чертенка на шабаш, огласила стены разгромленного магазина. Это не мои слова. Если что, это продавец, выгоняя нас метлой, сказала.

Спорить с ней у меня попросту не осталось сил — так я устала за эти пару часов. А еще эта заморозка проклятая отходить стала, и ноющая боль поселилась где-то в области правой щеки.

— Разбойники! — прошептала я и отдала Ксене оба пакета. Подумала немного и один все же забрала. А то скажут еще, что я детский труд использую.