Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней - стр. 106
В октябре, проводив брата, она съездила в Кисловодск, чтобы «поправить сердце», о чем сообщила Блоку. «Начинается моя любимая осенняя тишь <…> На зиму окончательно остаюсь в Анапе». Но не случилось найти успокоения ни в любимых с детства местах, ни в творчестве, ни с самой собой. Ей было всего 25 лет! Это так мало и вместе с тем уже столько пережито.
В первых хроникальных автобиографических повестях, которые она напишет уже в эмиграции (1924–1925 гг.), говоря о себе в третьем лице, Кузьмина-Караваева подвела итог своей жизни до революции: «Она вообще ничего не замечала, – ни того, что война уже третий год продолжается и по улицам то и дело полки на фронт идут, ни того, что еще что-то новое надвигается на Россию»[66]; «пережив очередное увлечение <…> событиями личной жизни, – впервые оглянулась вокруг. Она неожиданно поняла, что война гремит, и это значит – гибель»[67]. Подобно героине одной из своих повестей, она словно бы очнулась от затяжного сна: «Что было в жизни? Была любовь, большая любовь, – и ничего не осталось»[68].
Елизавете Юрьевне не удалось зазимовать в Анапе, планы поменялись, и в декабре 1916 года она возвращается в Петроград, где решает оформить развод с Д. В. Кузьминым-Караваевым. Как знать, может быть, она окончательно расставалась с мужем в надежде на жизнь с отцом Гаяны (романтическим Гланом)?. Но и он исчез из ее жизни. Не получилось укрепить и отношения с Блоком, он ее любви не принял, поэзия не принесла ни особого успеха, ни удовлетворения. И только вера в Бога постепенно входила и грела ее душу, крохотным светлячком указывала ориентир, вселяла надежду на выход из безнадежного и длинного туннеля неудач. Но в действительности сентиментальные переживания, которые она воспринимала драматически, были своего рода веселой забавой по сравнению с тем, что ее ждало «за поворотом». Не ведала она тогда, что пройдет совсем мало времени, и она предстанет перед судом за сотрудничество с большевиками, и ее будущий супруг с трудом спасет ее от смертной казни.
Пророчества об апокалипсисе и Страшном суде, содержащиеся в «Руфи», станут реально осуществляться не только для нее, но и для России, а тема апокалипсиса продолжится в ее текстах и рисунках вплоть до 1942 года. Подводя некий итог творчества Кузьминой-Караваевой в предреволюционный период, можно сделать вывод, что за три-четыре года она прошла огромный путь отречения от «язычества» (скифского и славянского) к пророчеству о христианстве. По словам Г. И. Беневича, «в этот период она создала ряд сочинений, которые представляют самостоятельный интерес произведений искусства и мысли, с устойчивыми понятиями-символами (“чудо”, “земля” и т. п.), развитие которых отражает ее духовный путь и является способом его осмысления»