Мать королей - стр. 56
– А вы для чего? – выпалил Ягайлло. – Разве у вас нет темниц?
Мальский рассмеялся.
– Трудно без преступления осуждать людей, за то, что косо смотрят и рот кривят. Наказывать не за что, а тем не менее мучает.
Обеспокоенный Ягайлло задумался; оперевшись на руку, он внимательно слушал.
– На дворе также много разных людей, – продолжал Мальский. – Много таких, кто рад плевелы сеять. Принцесса Ядвига из-за их наговоров не может приступить к мачехе, хоть та её как собственного ребёнка рада бы приласкать. Разве приятно пани, когда ребёнок не ест поданных её рукой сладостей, словно боится яда?
Старый король застонал и заёрзал.
– Королеву очень мало уважают, – добавил охмистр. – По углам болтают, что она никогда не увидит короны… а упаси Боже несчастья…
Король не любил подобных предположений, и прервал речь Мальского.
Похоже, ему уже было достаточно этих признаний, и хотел его отпустить, но Мальский стоял.
– Всё то, что я говорил, ваше величество, – прибавил он, – я говорил только от себя. Упаси Бог, чтобы королеву подозревали, что жаловалась и показала, что страдает. Стараясь всегда показывать весёлое лицо, жалоб от неё никто никогда не слышал.
Ягайлло встал с лавки, на которой сидел, широко расставив руки.
– Когда же было назначить эту коронацию? Войны, съезды, собрания, путешествия, у меня не было ни минуты. – Но и речи о ней не было, – сказал Мальский.
– Сонька мне ни разу не напомнила, что ей так важно.
– Потому что один позор добиваться того, что ей следует, не позволял, – шепнул охмистр, – а я прошу вашу милость, чтобы то, в чём я вам признался, мне не посчитали несвоевременным вмешательством в дела, которые меня не касаются. Я это говорил от доброго сердца и любви к вам.
Мальский, сделав глубокий поклон, отошёл к двери и медленно вышел, король его не задерживал. Он остался один, сел за стол и выпил воды.
Поздним вечером они встретились с королевой, но он ей ничего не сказал, не расспрашивал, только посмотрел украдкой и увидел более нежное выражение лица, чем обычно.
Он сетовал, что дела государства не оставляют времени на домашнее счастье, а он бы с удовольствием отдохнул.
Сонька в этот день была неразговорчива, только слушала.
Назавтра он нашёл её такой же, как вчера, не была ни грустной, ни весёлой. Он хотел из неё вытянуть какое-нибудь слово упрёка, она ему отвечала, что забот ему прибавлять не хочет, а что ей досталось, терпеливо готова сносить.
Когда был у королевы, он велел привести дочку Ядвигу, и, неловкий в общении с детьми, при Соньке он начал увещевать её, что она должна любить мачеху как родную. Королева зарумянилась, потому что из этого ребёнок мог заподозрить, что она на него жаловалась.