Мастер побега - стр. 25
У Южного вокзала шумела толпа. Горская конная гвардия вяло разгоняла толпу нагайками. Жандармы отчаянно свистели. Восьмой день бастуют железнодорожники, все устали: и рабочие, и жандармы, и горцы. Даже газетчики устали писать о митингах и о потасовках между рабочими и жандармерией. Разве только отчаянные листки самого радикального пошиба продолжали упорствовать.
К Рэму с Даной подскочил мальчишка лет десяти и, воровато оглядываясь, сунул Дане прокламацию.
– Возьмите, товарищи! Там самая правда об нас обо всех.
И сейчас же скрылся куда-то в подворотню.
Дана бросила рассеянный взгляд на листовку. Желтая бумага, расплывчатая печать… то ли вовсе какая-то гимназическая стеклография. Прокламация хрустнула в ее кулачке, превращаясь в комок мятой невнятицы, и полетела в урну.
Они прошли шумное место: вокзал скрылся за поворотом.
– Тебе не интересно?
– Не сейчас, Рэм. Не хочу сейчас об этом думать. У меня в семье и без того слишком много говорят о политике. Ты только представь себе: за ужином – мясной пирог с подливой из нового закона о печати, салат, заправленный парламентскими сводками, кофе с капелькой вздора от партии прогрессистов, а под занавес желе, украшенное публичным выступлением общественного деятеля господина…
– …Поцелуя…
Извини, здравый смысл! И ты, нравственное чувство, тоже извини. Не до вас теперь.
Несколько мгновений они пытались целоваться, не сбавляя шага Получалось не очень-то. Дана остановилась и решительно повернула его лицом к себе.
– Мама, мама, смотри, они целуются! Мама, мама, куда он ей руку положил… ой.
На сердитой скороговорке мадам, обращенной то ли к ним, то ли к дочери, они расцепились.
– Что ж, таким господином Поцелуем я не против украсить желе. Хоть и делается он общественно.
Они стояли посреди бульвара. Слева и справа от них высоким белым пламенем полыхала сирень. Семь или восемь человек, прогуливавшихся по нему в этот поздний час, смотрели на них неотрывно.
– Может, нам выбрать место… э-э-э… помалолюднее, – безо всякого воодушевления предложил Рэм.
– Да Но не так сразу, – и Дана притянула к себе его голову, поцеловала еще, легонько укусила за губу, а потом обняла, еще атакуя, но уже сдаваясь, покоряясь ему.
И Рэм отвечал ей.
Не обращая внимания на восторженные хлопки каких-то студенческих идиотов, а потом на замечание почтенной матроны, градус почтенности каковой определил по голосу – не поворачиваться же к ней, не отрываться же!
Легкие теплые сумерки текли вокруг них. С другого конца бульвара долетала мелодия вальса – ее старательно выводил духовой оркестр пожарников. Одуряющая карамель сирени царила повсюду. То и дело слышался шоколадный цокот подкованных копыт по булыжной мостовой.