Мастер побега - стр. 11
Другие полагали, что «Житие» переписывали ученики Мемо или казенные писцы Академии – как учебный материал. Но вот незадача: известно полным-полно списков «Жития», созданных явно не в столице Срединного княжества. Другая бумага Провинциальный неуклюжий полуустав вместо летящей столичной скорописи. Более того, очень быстро появился пандейский перевод, и сорок из полутора сотен копий сделаны, без сомнений, пандейцами. Из них с дюжину – на территории самой Пандеи.
Рэм сделал паузу.
Те, кто понимал его очень хорошо, ждали кульминации. Кульминаций сегодня будет парочка-троечка, но откуда им об этом знать? Первой они точно дождались.
Те, кто понимал его посредственно, просто нуждались в передышке.
Те, кто совсем не понимал его, просто с интересом следили за… расследованием. Будто он, Рэм Тану, – офицер жандармского корпуса и ведет следствие по делу одного ушедшего из жизни интеллектуала…
Дана понимала его посредственно, но в паузе она ничуть не нуждалась. Она смотрела на Рэма неотрывно, жадно, и в глазах ее трепетала ночная птица.
– Вот за это мы и зацепимся, – начал раскрывать первую маленькую тайну доклада Рэм – За двадцать восемь списков «Жития», созданных пандейцами, но вне пределов Пандеи. Неужели они так заинтересовались произведением Мемо из одного лишь почтения к его бывшему высокому сану законника? Запомним, запомним этот факт, не находящий простого объяснения.
Кажется, во взгляде академика Нанди появился интерес. Ну-с, милсдарь, наконец-то что-нибудь новенькое? – читал по его глазам Рэм.
Будем вам новенькое!
Мемо, в сущности, половину «Жития» посвятил вдумчивому комментированию маленького, сухо и сбивчиво написанного «Послания благочестивым людям». Отшельник Фай на двух листках в самых простых словах просил добрых верующих не совершать дурного и, напротив, совершать благое.
Делиться пищей, одеждой и пристанищем своим с любым человеком, которому это понадобится.
Не искать никогда никакой корысти.
Любить всех равно – врагов и друзей, ближних и дальних.
Никому не мстить, ибо месть – это грязь.
Не просить ни у кого помощи даже в самых трудных обстоятельствах, ибо это отягощает жизнь других людей, а она и без того тяжела. Если они захотят помочь, то сделают это по собственному желанию и получат воздаяние от Бога.
Отучить себя от гнева, ибо гнев это помутнение души…
И так далее. Всего двадцать два поучения.
Так вот, Мемо, описав жизнь и духовные подвиги отшельника Фая, взялся доказывать правоту его поучений. В результате все, прозвучавшее у Фая самым незамысловатым образом, как советы смышленого отца-крестьянина подрастающим детишкам, обрело у Мемо изысканно-совершенный вид. Где у Фая строка, там у Мемо – страница… Где у Фая сущая простота, там у Meмо – изощренность. Где у Фая одно лишь собственное мнение, там у Мемо – ссылки на Священное Писание, жития святых, величайшие духовные авторитеты, и только за ними, как за крепостною зубчатой стеной, его собственная тонкая трактовка.