Машина Времени. Полвека в движении - стр. 8
Передовая информация долетала до нас с опозданием. О «Вудстоке-69» мы узнали где-то в 70–71 гг. от Стаса Намина. Слушали выступавших там артистов с утра до ночи, но к «битлам» все равно не остыли. Мы ими еще не наелись.
Колоссальным толчком стало появление в нашей компании Кавы. У него были две настоящие электрические гитары и маленький усилитель. С их помощью извлекался звук, который мы слышали на фирменных пластинках. Там даже имелось тремоло. Это сводило с ума. Я мог просто с утра до ночи сидеть и дергать за струны».
К 71-му у «Машины» уже накопился определенный авторский материал. Ее репетиционная база переместилась из школьных помещений в культовый для столичного рока ДК «Энергетик», в состав команды влился Александр Кутиков, а Макаревич, пойдя по стопам отца, поступил в Московский архитектурный институт (МАрхИ), где его и повстречал будущий лидер другой знаменитой столичной рок-группы «Воскресение» Алексей Романов. Точнее, он приметил Макара «с прической «воронье гнездо» – а-ля Боб Дилан» еще раньше, когда часто пересекался с ним в вагоне метро, следуя по одной ветке от «Фрунзенской» до «Кропоткинской». Но познакомились они только в институте.
«В архитектурный Макар поступил на год позже меня – вспоминает Романов. – У нас там уже существовала группа. В МАрхИ вообще было до фига команд. Две на нашем курсе, курсом старше еще одна – «Вечный двигатель»… И вот я с удивлением увидел во дворе института того самого парня, которого приметил ранее в метро. Он сидел на портфеле и что-то вышлепывал ладошками. А у нас в группе барабанщика не хватало. Я вежливо предложил ему присоединиться к нам, но он ответил: «Извините, я уже играю в группе. Большое спасибо». Но знакомство завязалось, и с тех пор мы общаемся.
Для репетиций в институте нам предоставляли актовый зал. Андрей иногда туда заглядывал послушать. Настал момент, когда там выступила и «Машина». Сережка Кавагоэ играл на органе, Игорь Мазаев на басу, Юра Борзов на барабанах и Макар на гитаре. Исполняли что-то из «Сержанта Пеппера». Они произвели приятное впечатление. Тогда, важнее было не как команда играет, а что именно.
Но вообще у «МВ» – отдельная история, не вузовская. Скажем, мы со своей командой являлись этакими институтскими разгильдяями. Игра на гитарах была для нас таким же времяпрепровождением, как питье пива, разговоры о джинсах, футболе, девчонках. Концерты ведь проводились во всех институтах каждую неделю. Оставалось выбирать куда пойти – на «Рубиновую атаку» («на «Рубинов»), предположим, или на «Скоморохов»… Самостоятельную, целенаправленную творческую деятельность в то время мы не вели. Просто из любопытства иногда что-то сочиняли. Вытаскивать это на сцену даже в голову не приходило. Мы могли в состоянии подпития с закадычными дружками поделиться чем-то, что варилось в нашей «кастрюльке». Дальше кухни это никуда не шло, и выкинуть было не жалко. А у Макара, по-моему, сразу возникло четкое понимание, чего он хочет. Он выглядел целеустремленнее всех, кого я знал в студенческо-музыкальной тусовке.