Машина Времени. Остров доктора Моро. - стр. 12

Я сделал глубокий вдох, стиснул зубы, схватился обеими руками за пусковой рычаг, и с глухим стуком мы пустились в путь. Лаборатория стала туманной и неясной, все потемнело. Вошла госпожа Уотчет и, явно не замечая меня, двинулась к двери в сад. Полагаю, ей понадобилась минута или около того, чтобы пересечь лабораторию, однако, на мой взгляд, она пронеслась по комнате с быстротой ракеты. Я передвинул рычаг в крайнее положение. Сразу упала ночь, словно потушили лампу, а в следующее мгновение наступило завтра. Лаборатория стала еще более неясной и туманной, а затем и вовсе неотчетливой. Пришел мрак завтрашней ночи, затем снова наступил день, опять ночь, еще один день и так далее, все быстрее и быстрее. Слух наполнился каким-то вихревым гулом, и странное, отупляющее смятение охватило меня.

Боюсь, что не сумею передать вам своеобразных ощущений путешествия по времени. Они чрезвычайно неприятны. Одно из них точь-в-точь напоминает катание на американских горах – словно бы летишь, беспомощный, головой вперед с невероятной быстротой. Я испытывал еще одно жуткое чувство – мне казалось, что я вот-вот разобьюсь. Пока я набирал скорость, ночи сменяли дни, подобно взмахам черных крыльев. Вскоре смутные очертания лаборатории куда-то провалились, и я увидел солнце, быстро скакавшее по небу; каждую минуту оно делало новый прыжок, и каждая минута обозначала новый день. Я предположил, что лаборатория разрушена и я остался под открытым небом. Потом родилось смутное впечатление, что вокруг выросли некие строительные леса, но я мчался слишком быстро, чтобы воспринимать движения каких бы то ни было живых существ. Даже самая медленная улитка из всех, что когда-либо ползали по земле, двигалась бы для меня чрезмерно быстро. Мерцающая смена тьмы и света была крайне болезненна для глаз. Затем, в перемежающейся темноте, я увидел луну – она быстро пробегала по небу, меняя фазы от новолуния до полнолуния; в памяти сохранился смутный образ кружившихся надо мной звезд. Я мчался дальше, все больше набирая скорость, и пульсация дней и ночей наконец превратилась в сплошную серую пелену; небо обрело удивительно глубокий оттенок синевы, тот дивный, исполненный внутреннего сияния цвет, который появляется в ранние сумерки; биения солнца слились в огненную полосу, сверкающую арку, раскинувшуюся в пространстве; луна стала неясной лентой, колышущейся в небе; и я больше не видел звезд, разве что изредка появлялись светлые круги, слабо мерцавшие в синеве.

Пейзаж был туманным и неясным. Я по-прежнему находился на косогоре, на котором ныне стоит этот дом; надо мной – серой, расплывчатой массой – вздымался уступ холма. Я видел, как деревья росли и видоизменялись, подобно клубам пара, – вот они коричневые, а вот уже желтые; они вырастали, раскидывали крону, исходили дрожью и исчезали. Я видел, как огромные здания – смутные и прекрасные – появлялись и таяли, словно сновидения. Казалось, меняется вся поверхность земли – она плавилась и текла на моих глазах. Маленькие стрелки на циферблатах, показывавшие мою скорость, крутились все быстрее и быстрее. Скоро я заметил, что солнечная лента совершает вертикальные колебания – от точки летнего солнцестояния к точке зимнего – с периодом в минуту или даже меньше, следовательно, я летел со скоростью более года в минуту; каждую минуту белая вспышка снега озаряла мир, а за ней тут же следовала яркая, мимолетная зелень весны.