«Машина времени». История группы. Юбилейное издание - стр. 23
– Нет, эту систему надо было ломать, но здесь, пойми…
– Но не так, но не так же! Понимаешь, не путем тотального воровства и обнищания всего народа!
Эти сидели, потому что думали, что так будет всегда и что эта конструкция вечная. Там просто недоглядели, кондовое преподавание патриотизма наоборот отталкивало людей от него. Вся система эта подавления молодежи… Естественно, зрел протест. Система сама себя изнутри изъела просто, все среднее звено прогнило.
Я считаю, что если государство устроено так, что у него нет системы самосохранения, которая есть в Америке, значит, это государство обречено. Потому что в том государстве, где все сбалансированно, там система сама себя выровняет и не даст себя уничтожить. У нас этого нет, у нас постоянно должен быть какой-то вождь.
Потом, мы же не замечаем перемен! Мы не замечаем, все же происходит постепенно. Мы читаем «Хождение по мукам» или «Тихий дон», страшные времена, а как это проживал обыватель в массе своей? Ну, где-то там на периферии. Да никак, в основном! Особенно в каких-то мелких городках провинциальных или в деревнях. Все там прокатилось мимо и ничего особо не поменялось. Люди там хлеб растили, детей воспитывали, давали уроки, какую-то одежду шили. Более-менее. Когда на все эти социальные потрясения смотришь ретроспективно, думаешь: ужас. А когда ты в них пребываешь, часто бывает, что они незаметны.
Люди привыкли, что сейчас у каждого в семье есть иномарка, а ты скажи кому-нибудь, там, в 80-е годы, что у тебя «Мерседес» будет?
Я помню, Миша Горбачев приехал на еще даже не на шестисотом, на пятисотом «Мерседесе», все выбежали смотреть, заглядывать под капот, «ой, какая машина». Люди ведь к хорошему привыкают быстро…
– Раньше если у тебя были джинсы, ты уже был золотой молодежью. Сережа, сейчас я не знаю, сколько у меня джинсов. Вот сколько у тебя джинсов?
– Я не знаю даже, где они у меня лежат! Я открываю шкаф, а там джинсы… А меня в свое время из-за этих джинсов чуть не выгнали из училища, причем я был…
– Из Гнесинского?
– Да. Причем я же был совершенно чистый лист такой, tabula rasa. Это был 1972-й год. Моему однокурснику кто-то прислал джинсы из-за «бугра» и он говорит: «Слушай, у меня сейчас нет времени, пойди продай». Представляешь, какая подстава? Спрашиваю: «А куда продать, че?». Он говорит: «Да вот там, на “Беговой”, прям на платформе. Ну, выйдешь там, за 120 рублей продашь. 20 себе заберешь». Плохо, что ли?
У меня тогда 30 рублей была стипендия в училище. Думаю: «Ну, хорошо». И пошел. Ко мне тут же подошел человек, мгновенно. Я от него тут же побежал, а бегал я очень хорошо. Но я не знал, что там их много. Я к метро подбегаю, – ко мне наперерез и в бедро коленом, я тут и рухнул. Ну, меня в ментовку отвезли, еще пару раз пнули по ребрам. Я там пять часов рыдал. Мальчик, только-только 16 лет стукнуло. Слава Богу, потом сжалились, говорят: «Все, сейчас протокол напишем. У тебя есть какие-то родственники?». Я говорю: «Да, у меня брат тут двоюродный – полковник инженерно-десантных войск, адъютант маршала». Говорят: «Че ж ты молчал, звони ему немедленно». Приехал брат, поговорил с ними две минуты, вышел: «Ты с ума сошел? Это называется спекуляция. А друга своего больше никогда близко не подпускай к себе». Вот такая жизнь.