Марргаст. Первое семя тьмы - стр. 15

Не дожидаясь согласия, я начал делать загадочные пасы над ее головой. Прокусил палец, кровью нарисовал на сухом лбу извилистую завитушку. Пусть деревенские думают, что все было частью масштабного плана.

Пока они перешептывались, Беляна с недетским вниманием наблюдала за мной.

− Больно, дяденька. Сними ее, жжет, − Она задрала личико, открывая опухшую, дурно пахнущую шею. − Я все расскажу…

Машинально я внял ее просьбе.

− И вы должны отвезти девочку к столичным целителям, чтобы залечить духовные раны. Знайте, это очень важно. Мы ведь не знаем, что лиходей делал с…

Лента практически рассыпалась в руках, стоило только ее взять. Внутренняя сторона выглядела так, словно побывала в пожаре: истлевшая по краям, оплавившаяся в центре. С запозданием в моей дырявой голове что-то щелкнуло. Зачем убивцу было платить такую цену за спасение дочери-свидетельницы?

На заднем плане захрипел последний в деревне кот.

Лицо Беляны находилось подле моего. Я увидел, как внезапно появившаяся на ее лице улыбка становится шире, заполняя собой все пространство. Губы натянулись и лопнули, из уголков потекла кровь вперемешку со слюной. Это уже нельзя было назвать человеческой гримасой.

Затем пришло время для других трансформаций. Что-то ударило Беляну изнутри по ребрам, с влажным хрустом порвав кожу. Жители деревни отвлеклись от споров и с криками вжались в стены.

Чвак!

Ее череп лопнул у затылка.

Девочку стремительно выворачивало наизнанку. В ней прорастало нечто жуткое, то, что не в силах было принять примитивное людское сознание. Бугры наростов вытекали наружу, формируя новую плоть. Я находился слишком близко, чтобы не запомнил все в мельчайших деталях.

В слизи и зловонии, от которого резало ноздри, рождалась новая жизнь.

Шкурка, еще сохранявшая облик Беляны, не успела до конца порваться, когда длинные конечности существа опустились на пол мельницы. Реальность Яви в тот момент содрогнулась в отвращении.

Останки девочки болтались на твари, как рванье, натянутое на столб. Оно стащило с себя старую кожу, подцепив ее когтистой лапой. Осмотрело с некой долей интереса. Затем брезгливо отбросив в сторону, перешагнуло через меня и направилось к вопящим в исступлении крестьянам.

Это казалось сном больного горячкой.

Людей разрывали пополам, кромсали двумя острыми хвостами, отрывали им головы и сосали внутренности. Некоторые попытались выбраться наружу, но лишь закупорили выход своими телами. Противоестественность происходящего, его беззаветный и ничем неограниченный ужас наполнял воздух. Время замерло.

Я сидел в луже из чужой крови и внутренностей, судорожно стараясь придумать хоть что-нибудь.