Марой и хранители - стр. 71
Попрощавшись с клинком, убрал его в опустевшую сумку вместе с тетрадью – и назад в шкаф, на всякий случай накрыв запретной печатью. По дороге к окну расчесал, как мог, пятернёй волосы, ибо запоздало вспомнил про гребень, лежащий на дне сумки.
В комнате немного проветрилось, но устойчивый тухлый запах не собирался покидать жильё, поэтому Рене решил съесть принесённую еду возле окна, чтобы не портить аппетит. А когда вернулся к столику-разносу, понял: несло именно от тарелки, и что именно пахло так, что святых выноси, на первый взгляд не определялось. Подозрение вызывали куски чего-то синего, похожего на вяленую рыбу. Кусок хлеба (Рене потыкал пальцем) на ощупь оказался немного подсохшим, но колбаса и сыр выглядели вполне аппетитно.
Тарелка была поднесена к носу для уточняющей экспертизы, и он моментально вынес вердикт: определённо все продукты за компанию воняли протухшей рыбой. К горлу подкатила пустота – рвать было нечем, и Рене метнулся в уборную, вывалил в шахту нужника содержимое тарелки, полил её сверху из ковшика, смывая прилипший кусок рыбы и запах.
Всё, что оставалось доступным – нагреть в железном кубке отвар, на удивление оказавшегося свежим, и выпить его, обманывая пустой желудок.
Застилал за собой кровать и недоумевал над странными гастрономическими предпочтениями Делоне. Либо это была шутка повара или Армана, отомстившего за намёки про духи? «Очень остроумно в любом случае», – проворчал Рене.
Уходя с разносом и пустой тарелкой, оставил окно слегка приоткрытым: если объявят в замке конкурс на самую вонючую комнату, без сомнения сир Марсий может рассчитывать на главный приз.
В коридоре под аккомпанемент тишины еле слышно пел гулявший сквозняк, где-то вверху, кажется, разговаривали, но Рене шагал, куда собирался, – на кухню. Мужчины наверняка ещё не вернулись из Люмоса, так как сам сир Марсий предупреждал, что они останутся там до следующего утра.
Со стороны кухни пахло съедобно, и Рене, открывая ногой приоткрытую дверь, протискиваясь со столиком, весело протянул:
– Девочки, благостного вам дня! Покормите голодающего, а?
Из четверых, обернувшихся на него, девочкой, с большой натяжкой, можно было назвать женщину лет пятидесяти. Вид стоящего рядом с ней высокого пожилого полноватого мужчины с закатанными до локтя рукавами, белой накидкой-фартуком и большим ножом в руке намекал на его профессию повара. Ещё один, лет двадцати пяти, стоял у плиты и что-то жарил, орудуя деревянной лопаткой. Четвёртый, худощавый и высокий забрасывал в печку поленья.
– Тоже новенький? – откликнулся первым тот, что сидел у печки.