Мародер - стр. 49

 – думал он, одной своей частью ужасаясь невесть откуда взявшемуся хладнокровному цинизму, – останутся только ушлые. Ушлые быстро заживут как на зоне, семейками – это выгодно. А семейкам положено бодаться – специализация-с. Кто на что сядет, и будут держать. Вон вокруг дров-то уже щас че творится. Семьи станут оседать и укрепляться; вот тогда я и возьму настоящую цену и за газ, и за горелки, и за колючку…

Если честно, то особенным сюрпризом Пиздец для него не стал – он, как и многие, чувствовал, что добром это все не кончится. В начале девяностых Это нависало очень отчетливо, но затем как-то нечаянно рассосалось; впрочем, было ясно – получена небольшая отсрочка. Потом завелся и окреп капитализм, и стало так суетно, что Это чуть ли не окончательно вытеснилось из поля зрения рекламной свистопляской, отдаленным грохотом Чечни и необходимостью зарабатывать все больше и больше. Ахметзянов растерянно наблюдал, как Это, сделавшись смешным и нестрашным, тем не менее уверенно прорастало откуда-то, увеличиваясь и наливаясь. Отдельные стволы – или щупальца? – вырастая, смыкались где-то наверху, и хотя солнце продолжало исправно выполнять свои обязанности – стало как-то… не темнее, как-то временнее, что ли… Сейчас попробую выразить. Все помнят старые стрелялки для первых пней? Помните эти залитые мертвенным светом из ниоткуда залы, площади, тоннели? Нет объема, теней, неоднозначности – поэтому трудно забыть об искусственности всего и слиться в берсеркерском упоении с деловитым Дюком или отвязными гимнастами из унреала. Жизнь вокруг стала именно такая – непрорисованная, Это высосало из нее реальность, и Ахметзянов недоумевал: отчего все вокруг, ежеминутно перепрыгивая, подныривая, переступая через могучие плети и стволы Этого, в упор ничего не видят? Порой Ахметзянову казалось, что он шизанулся и любуется картиной в нездоровом одиночестве, однако практически ежедневно убеждался в полнокровной телесности Этого; и напротив – все чаще его рука проваливалась в пустоту на месте привычных вещей из Нормального Реального Мира.

Простая идея поискать свои подобия отчего-то довольно долго казалась Ахметзянову абсурдом: уж очень интимный характер носили его повседневные диалоги с Пиздецом Надвигающимся. Тем не менее Ахметзянов прилежно сканировал каждого человека на предмет тех нюансов поведения, реакций, незаметных оборотиков речи, которые свидетельствовали о причастности носителя Клубу Заметивших. С точки зрения эффективности это был микротом; лопата более широкого взгляда сработала лучше. Оказалось, что он «такой» совсем не один: вокруг ростков Этого, хотя каких, на хер, ростков – уже скорее стволов, с гармошками и кумачом бродили пенсионеры, болтливые и жадные, очень похожие на бандерлогов из «Маугли». К потрясающим портретам забытых вождей Ахметзянов всегда относился с брезгливой жалостью; ему казалось мелким блядством поминать всуе Это только потому, что в своем неумолимом расползании Ему случилось перевернуть твою персональную миску.