Мария Каллас. Дневники. Письма - стр. 43

Я не суеверна, а если и суеверна, то не так как все; но я не могу расстаться с небольшой картиной маслом, на которой изображено Святое Семейство, – ее приписывают Чиньяроли.

Эту картину подарил мне муж по случаю моей первой «Джоконды» на «Арене ди Верона», и я с ней не расстаюсь – горе мне, если она не стоит у меня в гримерке. Возможно, это чистое совпадение, но дважды я забывала взять ее с собой, и оба раза мне пришлось, по независящим от меня обстоятельствам, отказаться от выступлений.

Поэтому в прошлом году, обнаружив, что забыла эту драгоценность (я пела «Лючию» в Вене), я тут же позвонила своей подруге в Милан, умоляя ее немедленно приехать ко мне в Австрию и привезти мою маленькую Мадонну.

Но вернемся к премьере «Нормы» в лондонском Ковент Гардене. Несмотря на мои опасения, спектакль прошел прекрасно, и публика очень радостно меня принимала. Я вернулась в Милан, петь в «Макбете» Верди на открытии оперного сезона 1952-1953 гг. Однако во время спектакля, буквально сразу после того, как прозвучала последняя нота в сцене лунатизма, я отчетливо услышала сквозь аплодисменты два-три свистка. Это был не обычный свист, который издают губами, очевидно, смутьян использовал настоящий свисток. Мне стало дурно, но чудесная, беспристрастная, щедрая публика встала на мою защиту, превратив мой успех в настоящий триумф. Тем не менее, свистун-одиночка не сдавался, и заявил о своем присутствии и на представлениях «Джоконды» и «Трубадура». С тех пор он не пропускает ни одного моего выступления в Ла Скала. Я уже даже к нему привыкла, более того, чуть ли не полюбила его!

После окончания «Трубадура» и концертного тура по городам Италии, я пела «Медею» Керубини во Флоренции. Как обычно, мне пришлось выучить партию за неделю, но эта роль требовала и высочайшего артистического мастерства. Восторг, с которым меня принимали – это был поистине незабываемый вечер – поразил меня и наполнил гордостью. В июне я отправилась в очередную поездку в Лондон, где проходили официальные церемонии коронации Елизаветы II. Я пела «Аиду», «Норму» и «Трубадура». Вернувшись в Италию, я позволила себе немного передохнуть в промежутке между «Аидой» на «Арене ди Верона» и «Нормой» в Триесте. Но и пока шла «Норма» я была вынуждена снова мотаться между Миланом и Триестом, – приближался новый оперный сезон в Ла Скала, и дирекция неожиданно заменила «Митридата» (премьера планировалась между «Валли», которой открывался сезон, и «Риголетто») на «Медею» Керубини. Дирижировать должен был маэстро [Леонард] Бернстайн, но он, к моему изумлению, с большой неохотой на это согласился. В конце концов мне стало известно – и я уже, разумеется, перестала так удивляться – что он прислушался к советам группы «друзей», которые, пытаясь его запугать, долго расписывали ему мой вздорный характер, истерики и тому подобное.