Мария - стр. 4

И этим человеческим желанием она охотно пользовалась.

Она безудержно носилась на копьях греков и персов, римских легионеров и карфагенян, обнимала стрелы Чингисхана и Тамерлана, хваталась за мечи крестоносцев, полыхала огнем инквизиций, опускалась с гильотиной, смазывала петли, затачивала ножи колонизаторов, летала ядрами Наполеона, нашептывала маньчжурам, тайпинам, белым, красным, блистала на штыках Российской, Османской, Германской империй, скрежетала танковыми гусеницами Третьего рейха, строила лагеря Гитлера, Сталина, Пол Пота, тлела углями Хиросимы и Нагасаки…

Тихой поступью,

Лёгким шёпотом,

Мягким шорохом,

Кроткой нежностью.

И она начинала уставать…

Второй лепесток отлетел от бутона и расплескал кровь по черному граниту. Мрак подступал. Весь горизонт был залит багровой кровью.

Казалось, кровь, только что бешено стучавшая в висках, покинула тело, сердце охватил леденящий ужас, заставив его перестать биться в скованной холодом груди. В ушах нарастал зловещий шум. Сидя спиной к открытому окну, Генрих обоими ладонями что есть силы, сжимал рукоятку меча. Он был парализован страхом. Казалось, ничто не могло заставить его развернуться к окну и снова увидеть его, черного всадника, выплывшего из тумана и ставшего посреди двора замка. Черный конь, длинный черный плащ, огромный капюшон, полностью скрывающий лицо.

Генриху было двадцать пять лет, он был единственным сыном и наследником барона Траубе. Его отец не разговаривал уже три года. В округе считали его сумасшедшим. Проведя всю жизнь в сражениях, он вернулся домой за год до смерти Фридриха II, императора Священной Римской империи, с которым он ходил в Святую землю. Вернулся он совершенно чужим человеком. Первое время он мог сутками сидеть перед камином и молиться. А после и вовсе замолчал. И только сейчас Генрих отчетливо вспомнил то, о чем его отец с дрожью в голосе говорил. А говорил он только об этом, о черном всаднике, о том, как во время сражений он непременно встречал его в гуще боя, всадник проходил сквозь ряды, взлетал над полем боя и исчезал. Или же он встречал его, мерно проезжающего между шатров, где стонали раненые. Его лица отец никогда не видел. Говорил он несвязно, отрывчато, без конца крестясь. Все сочли это бредом и вскоре забыли. Забыл и Генрих.

А кто же стоял за окном?

Но и это еще не все. Сейчас на Генриха нахлынули ещё одно ужасное воспоминание, связанное с событием его раннего детство, событием, канувшим, казалось бы, навсегда в сундук времени и детских грез. Ни тогда, когда отец рассказывал о черном всаднике, а именно сейчас Генрих вспомнил о нем. Было это двадцать лет назад. Проведя два года в странствиях, после шестого крестового похода, осуществленного Фридрихом II, как раз тогда, когда папа отлучил его от церкви, назвав пиратом, а тот получил ключи от Иерусалима, дядя Генриха, Альберт, заехал к ним в замок погостить. Отец тогда еще не вернулся. Поскольку Генрих был совсем мал, он не слышал, да и не слушал, о чем его дядя разговаривает с его матерью. Он лишь заметил как-то, что мать его была чем-то напугана, и пару раз видел её заплаканной. Дядя был нелюдим. Его поведение, Генрих подумал об этом только сейчас, чем-то напоминало поведение отца, когда тот вернулся. Но, в силу возраста он на это всё не обращал внимание. Однажды, резвясь во дворе замка, он обнаружил невысокую деревянную лестницу, оставленную крестьянами, и решил ею воспользоваться для обследования стен замка. Приставив лестницу к стене, он заглянул в одно окно, но ничего интересного не обнаружил, в другое – тот же результат. А с третьим ему повезло. Окно выходило из комнаты с камином, и в ней он разглядел дядю Альберта, сидящего спиной к только что разведенному огню. Генрих хотел было постучать в окно, заставив дядю удивиться тому, как его племянник умудрился так высоко забраться, но в последний момент остановился. Он увидел в комнате ещё одного человека. Тот стоял спиной к окну, он был облачен в длинный черный плащ с большим капюшоном, покрывающим голову. Незнакомец стоял перед дядей и, казалось, что-то ему говорил, но дядя смотрел мимо него, в пол, и вид у него был настолько потерянный, что Генриху стало его жалко. В этот момент незнакомец начал медленно разворачиваться к окну, и Генрих резво спрыгнул с лестницы. Через некоторое время он уже и забыл об этом происшествии.