Marilyn Manson: долгий, трудный путь из ада - стр. 4
Через десять минут полнейшего дискомфорта с верха лестницы послышался голос: «Иудейский священник на пони!» Это бабушка, которая, похоже, кричала уже какое-то время. Поезд встал, ступни остановились. «Джек, ты чего там делаешь?»
Дед в раздражении что-то прохрипел ей в ответ. «Джек, ты бы не съездил в Heinie’s? У нас снова кукуруза закончилась».
Дед снова огрызнулся, ещё более раздражённо. Секунду он не двигался, будто раздумывая, помочь ей или нет. Затем он медленно поднялся. Пронесло нас на сей раз.
Рис. 984 – Поперечный участок трахеи, образующий бифуркацию.
Постаравшись спрятать в ящике всё, что мы разорили, мы с Чэдом пошли под навес, где лежали наши игрушки. Игрушки в данном случае – это пара пистолетов с металлическими шариками, а дом этот, помимо возможности шпионить за дедом, предоставлял ещё два развлечения: ближайший лес, где мы любили стрелять по живности, и девочки с района, с которыми мы пытались заняться сексом, но давать они нам стали гораздо, гораздо позже.
Иногда мы отправлялись в городской парк – пострелять в детвору, гоняющую в футбол. У Чэда до сих пор шарик под кожей груди – просто когда мы не могли найти мишень, то стреляли друг в друга. На сей раз мы не стали отдаляться от дома – решили посбивать птичек с веток. Страшное дело, конечно, но мы бы маленькие и нам на это было наплевать. В тот день я жаждал крови, и, к несчастью, на пути нам попался белый кролик. Меня охватило неизмеримое желание выстрелить в него. Потом пошёл посмотреть, что с ним стало. Он ещё не умер, из глаза сочилась кровь, пропитывая белую шёрстку. Он смиренно открывал-закрывал ротик, вдыхая воздух в последней отчаянной попытке выжить. Впервые в жизни я расстроился из-за убитого мною зверька. И я прекратил его страдания большим плоским камнем, который с хрустом превратил его в месиво. Я очень близко подошёл к ещё более жестокому уроку убийства животных.
Мы побежали к дому, у которого мои родители ожидали в кадиллаке Coupe de Ville – отрада и гордость моего отца с тех пор, как он устроился менеджером магазина ковров. В дом за мною он не заходил почти никогда, кроме тех случаев, когда это было ну прям совсем необходимо. Он и с родителями своими редко когда разговаривал. Обычно просто ждал у дома, как будто боялся снова пережить что-то, что происходило в этом доме в его детстве.
Наш дом на две семьи, в нескольких минутах езды всего лишь, вызывал клаустрофобию никак не меньшую, чем жильё дедушки и бабушки Уорнеров. Моя мать когда вышла замуж, то вместо того, чтоб покинуть родительский дом, перевезла своих родителей в Кентон, штат Огайо. Так что они, семья Уайеров (моя мать – урождённая Барб Уайер (имя матери Мэнсона Barb Wyer звучит почти как barbed wire – колючая проволока, – прим. пер.)) жили прям в соседнем доме. Добродетельные люди из сельской местности (отец называл их деревенщиной) в Западной Вирджинии, он – механик, она – растолстевшая домохозяйка на таблетках, которую родители запирали в шкафу.