Марево. Морская пучина. Четвертый том - стр. 25
– Ты немного тронутая, но именно за это я и люблю тебя, – вздохнула Аля. – Ладно, храни вечную память о своем герое, раз уж тебя угораздило влюбиться в первого встречного.
Марина нахмурилась и кинула в подругу полотенце, но тут же рассмеялась и подлила ей чай. Девушки просидели до самой ночи. Когда Аля ушла, Марина немного прибралась на рабочем месте, закрыла комнату и вызвала такси.
Чуть позже, уже засыпая дома, она снова воскресила в памяти лицо Григория, немолодое, но очень привлекательное. Было в нем нечто, что хотелось видеть каждый день рядом. Лицо говорило об опыте прожитой жизни, глубокий взгляд – о том, что этот человек имеет свои тайны, и ему есть что рассказать, открытая улыбка – о доброте и душевности. Определенно, этот мужчина имел силу духа и смелость, она как женщина чувствовала это, но также понимала, что подобные люди могут прожить всю жизнь в одиночестве, так и не решившись жениться заново.
Григорий помогал дочери с ремонтом и приобретением всего необходимого. За этими хлопотами дни летели быстро. Как только основные хозяйственные дела были закончены, и освободилось время, думы о прошлом и будущем стали беспокоить его. Необъяснимая тревога, предчувствие какой-то беды не оставляли его. Григорий понимал, что стал частью жизни чужого человека. Сергей Михайлович занимал его мысли, и Григорий никак не мог определиться, прав ли он был, вступив на этот странный путь, или ошибся. С одной стороны, дочь спасена, а за это можно и жизнью пожертвовать, но с другой – эта самая жизнь продолжалась. Скучал Черняк по своим лесным угодьям и пасеке, о которой, вероятно, никто лучше него не позаботится. Как там теперь пчелы без него, они же, как люди, все чувствуют. Конечно, в лесу тоже не без проблем: глупое и жадное руководство, браконьеры и тому подобное. Но это был его родной мир, в котором он чувствовал себя, словно рыба в воде – знал, как жить и кто он. Ночами Григория терзали сны. Каждую ночь Григорий оказывался либо рядом с саманом в долине, либо сопровождал трех путников, которые изо дня в день шагали к саману с завидным упорством. Самое тяжелое и даже обидное для него было то, что троица ходила по кругу, возвращаясь к дереву, и никакими силами нельзя было на это повлиять. Путники, словно сомнамбулы, сворачивали в одном и том же месте. В конце концов, Григорий, имея удивительную для снов свободу воли, просто сидел под деревом и терпеливо ждал их возвращения, что случалось ежедневно в одно время перед закатом. Просыпаясь утром, он чертыхался и шел под ледяной душ, чтобы напрочь прогнать из головы ночные видения.