Марена и Черный Змей - стр. 5
– Надеюсь, мертвых? – поинтересовался мужчина.
– Все змеевичи – живые мертвецы.
– Этого разрезать будешь?
– Нет, ведь это не змеевич.
– Я ставлю под заклад свои волосы, что это именно он.
– Оставь заклад себе, волосы – единственное, что в тебе есть хорошего.
– Посуди сама. Черный, как уголь. Кожа в струпьях и мелких рубцах, как бывает после выпадения чешуи. Мертв уже несколько тысяч лет и до сих пор не разложился. Змеевичи умирают именно так – сгорают на солнце, а потом ими хоть баню топи.
– Струпья образовались из-за механических повреждений кожи и очень толстого слоя грязи и сажи. Пленник был заточен в темнице и вряд ли умер от солнечного света – в подземелье темно, хоть глаз выколи.
– Он мог умереть от солнца, а затем его труп спрятали. Для надежности.
– Тогда почему его останки не сожгли?
– Потому что он преступник, не достойный великого перехода и вечного покоя.
Девушка утомленно прикрыла глаза и провела тыльной стороны руки по лбу.
– Тебе нужно заседать в Совете Белоса. Не переговорить тебя, не переспорить.
– Я и заседал, пока не перерубил стол во время переговоров, поэтому здесь и очутился, – улыбнулся златовласый мужчина и скрестил на груди руки. – Так я убедил тебя сжечь «это»?
– «Это», как ты говоришь, дивович, и мы похороним его по канону…
– Твой отец никогда не сделал бы так – не освободил врага, а то, что это враг, я уверен, – перебил девушку златовласый мужчина.
– Наш отец, – с нажимом поправила она. – Наш отец всегда погребал павших в бою дивовичей – строил ладьи и предавал воде. Род Белесара свято чтит законы Древних Бессмертных, ведь мы – их потомки.
– Тогда подожги ладью. На всякий случай.
– Дивовичей нельзя предавать огню – только вода и лед, поэтому отнесем тело к реке. Там и сплавим.
– В Алморе? Реке Смерти? Шутишь? Это такой крюк делать, хотя… Тем лучше. Там не вода, а яд, расплавит труп, как Аркам – камень.
Девушка наклонилась к лицу пленнику и положила на спекшиеся веки два кусочка горного хрусталя.
Теперь его несли на носилках.
Личная сила медленно и верно возвращались к пленнику, и чем дальше он удалялся от темницы, тем лучше чувствовал себя.
Он ощущал глубоко под землей извивающиеся, словно змеи, синие жилы земли, несущие колдовскую мощь, и черпал из них силу. Жадно пил, утоляя жажду измученной болью и памятью души, пока его разум не погрузился в сон, в котором не было ни калейдоскопа видений, ни кривых зеркал, ни ранящих осколков – только серые облака, в которых вспыхивали молнии.
Проснулся он на рассвете.
Все также неподвижно лежал, как кусок угля. Глаза по-прежнему были плотно закрыты, но он все видел, чувствовал, слышал, знал и осознавал, словно парил над своим ссохшимся и покореженным телом, похожим на расколотое молнией старое дерево.