Мар. Тень императора - стр. 2
— Что за фигня?! — пробормотала я, вцепившись озябшими пальцами в край трубы. Но глаза меня не обманывали: повсюду простиралось огромное поле, а над ним повисли свинцовые тучи, откуда потихоньку сыпался снежок.
Пока я озиралась и пыталась сообразить, куда это меня занесло, из леса донесся многоголосый волчий вой. А следом за ним на горизонте вспухло большое белое облако, словно в мою сторону, разбрасывая снег с заваленных сугробами рельсов, ринулся тяжелый локомотив.
Дурное предчувствие обожгло огнем, заставив попятиться. Но как только моя рука перестала касаться изъеденного временем бетонного края, стена… попросту испарилась.
Я суматошно обернулась, но канализационной трубы и впрямь больше не было. А вместо нее, насколько хватало глаз, простиралось все то же заснеженное поле, над которым дрожала и переливалась, будто голограмма, картинка той самой комнаты, откуда я так долго выбиралась. Замусоренной, захламленной, с целой горой металлических балок и торчащей во все стороны арматурой, на одной из которых, как раз под люком, висело обездвиженное тело в точно таком же серебристом комбинезоне, как у меня…
Но вот наверху метнулись какие-то тени. Сквозь дыру в потолке заглянуло незнакомое мужское лицо. Темноту разрезал острый, как нож, луч фонарика. После чего лицо мужчины исказилось. Рот раскрылся для крика, но ни одного звука до меня так и не долетело.
В этот момент в моей душе что-то щелкнуло, и стремительно зарождающиеся эмоции как отрезало. Ни боли, ни страха, ни разочарования, ни даже легонькой досады от мысли, что моя жизнь закончилась так нелепо. В двадцать семь надо семью заводить, детей растить, карьеру строить… но у Марины Извольской, секретаря-референта одной из крупных столичных строительных фирм, ничего этого уже не будет. Просто потому, что кто-то недостаточно хорошо выполнил свою работу, а кто-то, напротив, настолько удачно вжился в роль, что это привело к трагедии.
Впрочем, а чувствую ли я себя обиженной или разозленной на чужую глупость?
Увы. Сейчас я совсем ничего не чувствую. Просто стою и смотрю, как через люк в подвал сбрасывают веревки. Как торопливо спускаются по ним люди в ярко-рыжих жилетах. Как в гнетущей тишине снимают с арматуры тело в окровавленном балахоне. А когда от неосторожного движения его голова чуть поворачивается, и из-под спутанных волос проступает знакомое лицо с широко раскрытыми глазами, я даже не пугаюсь.
Совсем.
Ничто в моей душе в тот момент не шелохнулось. Она словно вымерзла от холода, заледенела от осознания, что тело на «голограмме» действительно мое. И отмерла, лишь когда неподалеку снова раздался заунывный волчий вой, после чего совсем рядом протестующе скрипнул снег, а еще через миг моего затылка коснулось чужое дыхание.