Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести - стр. 58

– И что? – лицо Левина вдруг выразило что-то вроде подозрения. – Вы что, сбежать хотите, что ли? С какой стати? Мы же тут совершенно ни при чём!

– Нет, а зачем нам это? Давать показания? Смотреть на трупы. Вот Майе твоей это надо?

Брославский шагал впереди молча, как лось, стараясь не оступиться на кочках. Брюс канючил жалобно, как двоечник, не желающий идти к завучу, а в голосе Левина слышался праведный гнев обывателя, одетого в «адидас», но запомнившего из правильных советских фильмов, что милиции надо помогать, а не убегать от неё.

– Да он же не мимо нас проходил даже! – горячился Левин. – Кто на нас подумает, если этот мужик шёл из деревни… Ну вот которая не Верхние Ослы, а другая…

– Оселки, а не Ослы! А кто будет разбираться, откуда он там шёл? В лесу остановились туристы, значит, туристы что-то видели, что-то знают!

– Ну так пусть они нас об этом спросят! Иначе хуже получится. Были туристы и нет туристов. Костровище есть, а туристы сбежали куда-то. Тут нас и начнут искать!..

Они дошли до реки, и Левин с Брюсом дружно замолкли, сообразив, что в ледяную воду лезть всё-таки придётся.

– Искать начнут тех, кого видели у моста, – объяснил Брославский Левину тихо, чтобы не услышали на том берегу реки. – Тебя, меня и Брюса. Пусть ищут. Найдут – мы им расскажем, как было. А девчонкам это не нужно, тут Брюс совершенно прав. Поэтому мы сейчас позавтракаем, соберём рюкзаки и двинем на шоссе. Но не на ближнее шоссе, а на Выборгское, пойдём через лес, в посёлок Чухонские Оселки. Ты понял меня, Миша?

Брюс был настолько поражён, услышав от кого-то слова «Брюс совершенно прав», что не смог выговорить ни слова. А Левин, тоже удивлённый, пробормотал растерянно:

– Но если мы не имеем к этому отношения, Александр… Если мы ни при чём?

– А ты уверен? – и Саша красноречиво поглядел на то, что Левин всю дорогу тащил в руках, но как-то об этом забыл.

Потрёпанную джинсовую кепку с длинным козырьком.

– Ни при чём?

Миша Левин тупо уставился на ту же кепку, перевернул её, поглядел на кровавое пятно снизу на козырьке. Брюс приоткрыл рот и сказал одно слово:

– Муравейник!..

Лицо начало меняться. На тропинке стоял не старый человек в шляпе, а длинный двадцатилетний парень в штормовке и кепке, надвинутой на глаза. Из-под козырька он пристально смотрел на горящий муравейник и сам не понимал, кто он теперь: девятилетний напуганный пацан или убийца.

«Вернуться к палатке, – стучало в голове, – и ударить эту стерву по лицу… Скоты неблагодарные. Я вас позвал в этот лес, я хотел рассказать что-то важное, я вам доверял. Я думал, что у меня теперь есть девушка. А она весь вечер глядела не на меня. Они думают, я не заметил. Прекрасно я заметил, как ей этот Микки-Маус понравился. Ловелас стриженый, скалолаз с туристическим образованием. Дура, стерва, шлюха, студентка с филфака! Кто же спорит, Александр Брославский крутой мужик, а я так – ученик барда Мурашова. „В походе нельзя играть на гитаре“. Правильно он сказал, нельзя. Нельзя в это верить. Бард Мурашов обманул нас и свалил куда подальше, а нам теперь с этим жить. И я пытаюсь! Я же пытаюсь, пропадите вы пропадом! Сейчас не то время пришло, когда про сосновые шишки поётся, сейчас время страшное. И всегда было страшное. Это вы, это вы всю жизнь врали друг другу, что жизнь – штука простая: соберешься с друзьями у костра – и все счастливы. Я сочиняю про другое. Я не сочиняю даже, я говорю правду!»