Мантисса - стр. 6

– А где мы?

– В Центральной. – Она наблюдает за ним. Он качает головой. Она опускает глаза, с минуту молчит, потом смотрит на него; в глазах мелькает уже знакомая ирония – готовится новый тест. – Я здесь затем, чтобы заставить вашу память снова функционировать. Ну-ка, пошарьте в ней! Все знают, что такое Центральная.

Он шарит; потом каким-то странным образом до него доходит, что это – пустая трата времени и что гораздо мудрее будет даже и не пытаться. Было вовсе не так уж неприятно – после первого потрясения – сознавать, что ты напрочь отрезан от того, кем был или мог быть; от тебя ничего не ждут, ты освободился от ноши, о которой раньше вроде бы и не помнил, однако теперь, когда ее не стало, понял, что она была, эта тяжесть, которой никогда раньше не замечал, но теперь всем своим психологическим хребтом ощутил огромное облегчение. А более всего ощущение отдыха и покоя возникало от сознания, что он попал в руки этой спокойной и компетентной женщины, доверен ее заботам. Из расходящихся уголком лацканов белого халата виднелись стройная шея и нежное горло.

– Хочется взглянуть на свое лицо.

– Пока что я ваше зеркало.

Он вглядывается в это зеркало: ничего определенного в нем не разглядеть.

– Со мной случилось несчастье?

– Боюсь, что да. Вас превратили в жабу.

Очень медленно, разглядев что-то в ее глазах, он соображает, что его пытаются шуткой отвлечь от тревожных мыслей. Ему удается слабо улыбнуться. Она говорит:

– Вот так-то лучше.

– А вы знаете, кем я был?

– Кто я есть.

– Есть.

– Да.

Он ждет продолжения. Но она смотрит на него и молчит: еще один тест.

– Вы мне не скажете?

– Это вы мне скажете. Скоро. На днях.

Он молчит: минуту, две…

– Я думаю, вы…

– Я – что?

– Ну, знаете… кушетки…

– Психиатр?

– Вот-вот.

– Невропатолог. Нарушение функций мозга. Моя специальность – мнемонология.

– Что это?

– Как память работает.

– Или не работает.

– Иногда. Временно.

Узел ее волос завязан у затылка тоненьким шарфиком – единственная женственная деталь в ее одежде. На концах шарфика узор – мелкие розы перемежаются россыпью овальных листьев: черное на белом.

– Я не знаю, как вас зовут.

Сидя на краю кровати, она поворачивается к нему всем корпусом, приподнимает большим пальцем лацкан халата. На лацкане – бедж: «Доктор А. Дельфи». Но тут будто даже эта бюрократическая мелочь, касающаяся ее персоны, кажется ей нарушением строгих клинических правил, она поднимается на ноги.

– Да где же эта сестра, наконец?

Она идет к двери и выглядывает в коридор – видимо, напрасно, потому что снова возвращается к кровати и нажимает кнопку звонка – теперь звонит долго и настойчиво. Смотрит вниз, на него, с печальной иронией сжав губы: дает понять, что не он причина ее раздражения.