~ Манипулятор - стр. 40

«Дверной звонок. Два коротких, два длинных, означает: это я. Из-за двери слышится звук шагов, недовольное девичье «опять она?», невнятный ответ Лешки, после чего дверь распахивается, и на пороге возникает Панков. Посмотрел на меня, кивнул, застегнул верхнюю пуговицу джинсов и указал мне подбородком на лестницу.

– Ты куда, Леш? – выглядывает из-за двери полуголая девушка, зябко кутаясь в Лешкину куртку.

– Привет, Даша (а может, Маша), – здороваюсь я.

– Ага, привет, – Даша-Маша недобро глядит на меня и переводит взгляд на Панкова. – Леш, ты куда? Ты надолго вообще?

– Сейчас вернусь, подожди. – Панков захлопывает дверь и поворачивается ко мне: – У тебя такой вид, точно тебе завтра на смертную казнь. Что произошло?

Мой ответ заключался всего в двух словах. Лешка изменился в лице. Медленно опустился на ступеньку лестницы, сел, согнув ноги в коленях, свел в замок пальцы на уровне рта:

– Та-ак. Значит, все-таки доигрались. Воробей знает?

– Нет.

– Скажешь ему?

– Нет. Может быть… Леш, я не знаю!

«Если скажу, то Лебедев – он же правильный! – пойдет к моей матери, а та его растерзает. Разберет на части, раздерет на куски, и вся его аспирантура, карьера, да вся его жизнь покатится к черту. А я так не хочу».

– Я так понимаю, тетя Наташа тоже не в курсе? – Лешка вскидывает на меня глаза.

Тетя Наташа – это моя мама в терминах Леши. Жесткий характер, работала в министерстве по финансовой линии, что подразумевало частые командировки, и была на короткой ноге с деканом Плехановского. В жизни мамы было и есть ровно три принципа: «Не стоит волновать папу по пустякам, у папы больное сердце», «моя дочь должна сама хорошо учиться» и «кто обидит мою дочь, тому лучше сразу наложить на себя руки».

– Леш, ты мою маму знаешь? – Я отворачиваюсь и принимаюсь отскребать от перил красное пятнышко краски.

– Мм. Ну, значит, будем врача искать.

– Даже не думай! – Тон у меня был такой, что Лешка вздрогнул. Поднял голову, посмотрел на меня:

– Почему?

Я молчала.

– Почему, Ди?

«Почему? Потому что я его просто люблю. А он меня – нет. Ну и пусть».

Вместо ответа пожимаю плечами. Лешка еще с минуту глядит на меня, потом переводит задумчивый взгляд на старую выбоину на бетонной ступеньке:

– Ну, тогда мы с тобой можем пожениться.

– И что? – Облокотившись на перила, уставилась вниз, в темный проем, образованный сводами лестниц. – А потом-то что, Леш?

– Без понятия, – он покачал головой. – Так жениться, конечно, я не хотел. Но, может, я убью Воробья? А может, всё как-то само исправится.

– Исправится? Само собой? – поразилась я. Обернулась: – Это как? Ты о чем говоришь?