Мангуст - стр. 41
– Стоит, отец.
– Посмотрим. Что за свой рассказ попросишь? – это уже мне.
– На архипелаг перебраться! – была не была. Что я теряю? Ничего. Посмеются и всё, с меня не убудет.
– На архипела-аг… – протянул с издёвкой фермер. Даже вроде бы немного опешил от неожиданности. Прищурился. – Это не тебя ли поселковые ищут?
Не дождался моего ответа, вообще никакой реакции не дождался, стою молча, стараюсь накатывающуюся боль перетерпеть. Что-то рана на бедре разболелась, дёргать начала.
– Ну, молчи-молчи. Местные все уши про тебя прожужжали. Бандитам тебя сдать, что ли?
Снова прищурился. Если так будет постоянно щуриться, таким же, как поселковые, станет. Что там старый говорил? Во – азиатский тип! Ногу дёрнуло, поморщился:
– Назад меня верните…
– Что морщишься? Не нравится?
– Отец, у него нога перебинтована… – из-за спины влез резиновый. – И спина вся ободрана.
– Да вижу я. Ладно, потом расскажешь, – поднял взгляд на сына. – Егор, ты почему в костюме до сих пор? Сколько раз тебе говорил, нечего на солнце в резине ходить.
– Так не успел же снять, когда?
– Когда, когда… Успевать надо! – и уже мне: – Егор тебя отведёт, обработаете ногу и спину. Ещё раны есть?
Я головой мотнул отрицательно.
– Вот и хорошо, что нет. Егор, накормишь нашего… гм, гостя. И посмотри там внимательно… понял?
Тот только головой кивнул и потянул меня за рукав, пошли, мол.
Пошли так пошли. Подбросил рюкзак на плече, поправил лямки, заторопился за уходящим вперёд Егором, чувствуя буравящий спину взгляд.
Раны мне обработали, намазали какой-то мазью, потом попшикали из баллончика. Не знаю, что там на спине, хотя мне и предлагали глянуть в зеркало, да не стал, отказался, сил не было шевелиться, а на ноге образовалась мягкая прозрачная плёнка, совсем не мешающая ни одеваться, ни ходить. Потом, что интересно, загнали в душ, плёнка даже не намокла, вода с неё просто стекала, не прилипала. И одежду дали другую, чистую и не драную. Мою же отправили в стирку. Так Егор сказал. Без своей резины он показался ненамного старше меня, а уж роста точно одного со мной. И сразу же слетела вся его серьёзность вместе со снятым резиновым костюмом. Всё косился на мой самострел, даже попросил подержать в руках. Покрутил, повертел, поприцеливался в стену, похмыкал. Но промолчал. А потом меня накормили. От пуза. Давно я не ел горячего и, вообще, давно не ел, со вчера. Или с утра, уже и не помню, забыл. Давно это было. После еды мы пошли в дом. Нет, что такое настоящий дом, я знал по рассказам старого, а вот самому в нём побывать пока не доводилось. У торговца дальше торгового зала не пускали, а больше нигде и не был, с поселковыми мы отношений не поддерживали, не было у нас там ни друзей, ни знакомых. Близких. Впрочем, неблизкие тоже как-то быстро закончились со смертью деда.