Мандельштам - стр. 11
ПАСТЕРНАК. Я думаю, история – это то самое, что мы рассказываем себе, чтобы не думать о собственной смерти.
СТАЛИН. Нет. История – это дерьмо.
ПАСТЕРНАК. Некоторые – несомненно.
СТАЛИН (берет у ПАСТЕРНАКА кулек крошками и кормит голубей). Голуби невероятно глупы. Они стаями садились на мою статую, обгаживали голову, поэтому мы подвели к статуе ток, и теперь моя голова свободна от голубиного помета, но вокруг кучи дохлых голубей. Мы держим там человека, чтобы сметать их. И работы у него – не продохнуть. Посмотри на этого толстяка. До чего же он жаден. Ничего хорошего их не ждет. Голуби никогда не поймут нас. Они только и могут, что есть, срать, трахаться, откладывать яйца и умирать. Вот это, друг мой, и есть история.
ПАСТЕРНАК. Я знаю, что в сердце Мандельштам никакой не политик. Возможно, он кажется вам какой-то угрозой, но глубоко внутри он настроен жить с вами в мире.
СТАЛИН. Тогда как ты, с другой стороны…
ПАСТЕРНАК. Я? Что насчет меня?
СТАЛИН. Мандельштам кажется угрозой, но, возможно, таковой не является. Ты кажешься мне другом, но кто знает? Зернышко вражды всегда таится внутри, так, Борис? Если, конечно, кто-то не возьмет нож и не вырежет его.
(Пауза. Курлыканье голубей).
Картина 6. Тараканы и черви
(ПАСТЕРНАК поднимается, когда МАНДЕЛЬШТАМ бежит к нему по улице. СТАЛИН остается на скамье, кормит голубей).
МАНДЕЛЬШТАМ (запыхавшийся, тяжело дышит). Борис, я два квартала бегу за тобой, выкрикивая твое имя. Поэты не созданы для бега. За исключением тех случаев, когда приходится убегать. В этом мы мастера. Ты идешь такими большими шагами.
ПАСТЕРНАК. Извини. Я тебя не слышал. В последнее время весь в мыслях. Нельзя тебе так бегать, Осип. У тебя слабое сердце.
МАНДЕЛЬШТАМ. Не нужно мне сердце. Это Россия. Мы расстреливаем всех, у кого есть сердце. Я хочу, чтобы ты это послушал. Я внял твоему совету.
ПАСТЕРНАК. Какому совету? Я не даю советов.
МАНДЕЛЬШТАМ. Ты сказал мне, что я должен написать стихотворение про товарища Сталина. Меня посетило вдохновение. И я написал. Стихотворение о Сталине. Хочешь послушать?
ПАСТЕРНАК. Даже не знаю, Осип. На самом деле я…
МАНДЕЛЬШТАМ. Нет, нет, ты должен послушать. Я так горжусь этим стихотворением. Я должен его кому-нибудь прочитать, прежде чем оно вылетит у меня из головы. Слушай.
ПАСТЕРНАК (нервно оглядывается на Сталина). Только не надо выкрикивать его на улице, хорошо. Шепни на ухо.