Маньчжурские стрелки - стр. 40
– Исимура[15] вызывает. Начальник разведотдела Квантунской армии полковник Исимура. Не ясно, почему он вдруг занервничал. У меня создалось впечатление, что японцам не все нравится в нашем рейде.
– Очевидно, им доложили, что, хотя официальная версия цели рейда – заброска группы в… – Курбатов красноречиво взглянул на водителя, услышал от Родзаевского: «свой», однако город все же назвать не решился, – а также инспекция нескольких старых диверсионных точек. На самом же деле конечная цель несколько иная.
– Уверены, что знаете, какая именно? – ошарашил его фюрер-полковник.
– Уже не уверен.
– Для нас конечная цель – замысел атамана.
– …Суть которого мне пока что неизвестна. Тогда, как вы представляете себе мою беседу с Исимурой?
Родзаевский долго молчал.
– Окончательные инструкции вы получите только на диверсионной базе, непосредственно перед выступлением. В этом смысл нашей тактики. К сожалению, я не смог связаться с атаманом, а должен сообщить вам, что Исимура – его давнишний знакомый. Однако мне не ясно, насколько откровенными были их беседы. И вообще происходили ли они в самое последнее время.
– Понятно: окончательные инструкции я получу лишь на базе, – кивнул Курбатов. Сложности взаимоотношений штаба русской армии с японской разведкой его не интересовали. – Для Исимуры этого будет достаточно.
– Загадкой остается – почему он вдруг пожелал видеть вас, ротмистр?
– Наверное, захотелось усложнить мне жизнь в России.
– Она и так будет не из легких, уж поверьте мне, князь. Вы не представляете себе, что там за режим. Слежка друг за другом, доносы. Любой появившийся незнакомец – сигнал для десятков платных и добровольных доносчиков.
– Создается впечатление, что все режимы одинаковы: что в России, что в Германии, что здесь, на земле, оккупированной японцами.
– Опасные выводы, – покачал головой Родзаевский. – Смелые, но опасные. Хотите покаяться, изменить мнение о себе.
– Мнение о себе я сумею изменить, лишь ступив на землю России. Вы же измените его, только получив первые донесения.
Устало взглянув на Курбатова, Родзаевский отвернулся и несколько минут сидел молча, глядя куда-то перед собой. Ротмистр заметил, как побагровела его худощавая, сплетенная из выступающих бугристых вен шея.
– Хочется надеяться, ротмистр, хочется надеяться. Я ведь всегда считал вас одним из офицеров, наиболее преданных идее национал-социализма. Одним из наиболее надежных членов «Российского фашистского союза». Человеком, нацеленным на то, чтобы изменить мир.
«А ведь, кажется, он действительно усомнился во мне, – удивленно признал Курбатов. – Достаточно было одной откровенной фразы. Ну что ж, фюрер-полковник остается верен себе».