Мамочки мои… или Больничный Декамерон - стр. 50
Зоя уже и не знала, как реагировать на признание:
– Зачем вы… Я же слышала, как вы поете. У вас хороший голос. И слух… Это не вы.
Актер оставался серьезным:
– Ну, можно и так сказать… Не совсем я. То есть, я, только до подшивки, пьяный в хлам. Друзья записали, а наутро прокрутили мне этот саундтрек. Впечатлило, знаете… Пошел и подшился. Да, я ведь «торпедоносец», а эту арию сохранил, как напоминание самому себе. Ну, давайте, скачаем. Где у вас блютуз?
Зоя посмотрела на актера другими глазами – неожиданная искренность Сергакова обезоружила ее. Она мягко, но решительно освободила свой мобильник из его рук:
– Нет, не надо. Это не смешно, а грустно.
Он улыбнулся:
– А вы что, пожалели меня, Зоинька?
У Зои, за все время съемок впервые услышавшей свое имя из уст «приглашенной звезды», видимо, большие голубые глаза стали еще больше и голубее от удивления, потому что Михаил засмеялся. Но Зоя все равно смотрела недоверчиво:
– А вы знаете, как меня зовут?
Сергаков ответил вполне серьезно:
– Конечно, знаю. У меня ведь есть уши и глаза…
«Очень красивые глаза», – успела подумать Зоя. И влюбилась.
Зоин рассказ был прерван на самом интересном месте: пришла медсестра Таня и пригласила ее на КТГ. Зоя улыбнулась подругам и, прихватив казенную пеленку, направилась вслед за Таней.
Таня, тоже, между прочим, узнавшая в крохотной мамочке актрису, время от времени появляющуюся «в телевизоре», спросила:
– Ну, как там ваш хулиган, успокоился?
Зоя кивнула радостно:
– Да, притих. По-моему, все в порядке. Может, меня сразу и выпишут?
Таня покачала головой:
– Ну, уж нет, даже не мечтайте. Доктор Бобровский только на вид такая лапочка, а на самом деле… В общем, никуда он вас не отпустит. Сначала убедится, что состояние стабилизировалось, кучу анализов заставит сдать, а уж потом. У вас ведь, извините, возраст… Надо беречься.
Зоя бросила взгляд на молоденькую Таню и ничуть не обиделась. Даже наоборот:
– Да мне все об этом говорят…
…А упомянутый Таней доктор Владимир Николаевич Бобровский уже некоторое время находился в кабинете КТГ. Он сидел на стуле рядом с кушеткой, на которой лежала мамочка Костюченко, и внимательно рассматривал выползающую из аппарата длинную ленту КТГ плода. Мамочка с тревогой следила за его лицом. Лица Веры Михайловны, своего палатного врача, она не видела: та стояла у нее в голове, так же не сводя глаз с бумажной ленты в руках Бобровского. Из аппарата к животу мамочки Костюченко тянулись провода с датчиками. Такие же провода присосались к животику еще одной мамочки, лежащей на кушетке, которая стояла в углу. Отовсюду из динамиков доносились какие-то ритмично булькающие звуки.