Мамочки мои… или Больничный Декамерон - стр. 5
В палате царила тишина: видно, две «новенькие» еще не совсем раззнакомились с двумя «старожилками». Ведь когда мамочки осваивались в палате, то разговоры смолкали лишь на ночь да на «тихий» час. Очень уж располагает к долгим разговорам атмосфера больницы и общее дело, которое всех их сюда привело. Обсуждаемые вопросы просто неисчерпаемые: будущие дети – в первую очередь, здоровье, мужья, свекрови, интересные случаи из жизни… Женщины из роддома возвращаются умудренными своим и чужим опытом, обогащенными универсальными знаниями по всем жизненным вопросам, нашедшими новых подруг. Между прочим, начавшаяся в роддоме дружба бывает долгой и креп кой: она ведь «закалена» самым серьезным женским испытанием… Пожалуй, есть что-то общее между службой в армии и… плановой госпитализацией на сохранение и роды, с поправкой, конечно, на гендерные особенности! Пока не отслужил в армии – не мужик, пока не родила…
Впрочем, каждое сравнение – условно. Но кому трудней – мамочкам-первородкам или солдатам-первогодкам, – еще можно подискутировать!..
А пока мамочка с холтером разговаривала не с подружками по палате, а по телефону – вероятно, с мужем:
– Лучше кураги принеси и инжира. Да, полезно. И для сердца тоже полезно. Сам-то что ешь?
Выслушав ответ, грустно улыбнулась:
– Я бы тоже сейчас пельмешков съела. Только не магазинных – маминых… Нет-нет-нет… Ну, в каком еще термосе?…
В палату вошла медсестра Таня, подошла к кровати, на которой сидела с глянцевым журналом совсем молоденькая, лет девятнадцати, мамочка, негромко пригласила:
– Пойдемте, Лазарева, сейчас мы вас подколем…
Мамочка отложила журнал, с некоторым подозрением покосилась на медсестру, почесав при этом аккуратненькое ушко с четырьмя сережками в мочке:
– В смысле, приколоться хотите?
Медсестра с заметным усилием сохранила серьезное выражение лица, с легкой укоризной объяснила юной мамочке:
– В смысле, уколем вас, простимулируем. Так надо. Вы же срок перехаживаете, Лазарева… Пойдемте.
Мамочка спустила ноги с кровати, нащупала тапочки и все же не удержалась, чтобы не огрызнуться:
– Господи, когда же это кончится: то подкалывают, то симулируют…
Когда мамочка Лазарева вышла, тяжело переваливаясь, в сопровождении Тани, другая мамочка, тридцатилетняя красавица с тяжелой светло-русой короной из кос на голове, сказала, обращаясь к женщине с холтером:
– Меня Варя зовут, а вас?
Мамочка с холтером с готовностью улыбнулась в ответ:
– Оля, Захарова. Можно на «ты».
И обе повернули головы в сторону третьей своей соседки, лежащей на своей кровати лицом к стене. Думали, представится и она. Но та, хотя и не спала и явно слышала, что самое время познакомиться, почему-то не стала оборачиваться. Варя внимательно посмотрела на худенькие плечи незнакомой девушки, и какое-то странное предчувствие на мгновение посетило ее. Как будто случайно приоткрылась входная дверь и стало чуть-чуть холоднее, как от сквозняка…