Мамин сибиряк - стр. 9

– Тогда вам в Красную книгу.

– Люба, ты меня выпроваживаешь?

– Честно? Да.

– Ранит, конечно, но ничего. Как-нибудь справлюсь, – со вздохом признался я. – Ладно. Спать, так спать. Если не возражаешь, я выйду через дверь.

Проходя мимо в такой тесноте, я не удержался. Наклонился к ее ушку. Втянул тонкий аромат шампуня и кондиционера для белья.

– Спокойно ночи, соседка. Надеюсь, в следующий раз, если тебе приспичит со мной увидеться, в окно ты лезть не станешь.

– Да вы же сами меня притащили!

– Я?

– Ну… Ваши приятели!

– За них я не в ответе, но все равно извини. Действительно, вышло так себе.

– Принято, – потупилась Любаша, трогательно порозовев. Черт, а ведь у нее и глаза красивые, и губы. Пухлые, как сейчас модно, но наверняка свои. В сумерках этого было не разобрать, а тут…

– Люба, а ты любишь пиццу? – спросил я, перемахнув за порог.

– Нет. Пицца вредит моей фигуре, – свела бровки та и бахнула дверью, едва не оттяпав мне нос. Это что было? Она отказалась от свидания? Со мной? Да нет. Скорее, не поняла намека. Что, в общем-то, немудрено, после двух суток на работе. Пообещав себе популярно ей все объяснить, я вернулся домой, как раз когда мужики стали расходиться.

3. Глава 3

– Любовь Дмитриевна, зайдите! – загромыхал Зверев на всю ветеринарку.

– Ну, вот и началось, – перекрестилась Зиночка. Я же, со вздохом простившись с надеждой на спокойное утро, вскочила со стула, на котором сидела, заполняя карточки, и, понуро повесив голову, пошаркала прямиком к кабинету шефа.

– Драсти, Федор Николаич, – промямлила я, топчась в дверях. Зверев злобно на меня зыркнул. Я в очередной раз подивилась его сходству с носорогом, особенно бросающееся в глаза, когда он смотрел вот так – из-под нависших бровей, которые вполне могли защитить его зенки и от песчаной бури.

– Доберман – твой пациент? – бросил шеф, не соизволив поздороваться.

– Мой, – покаянно качнула головой я.

– И? Когда будет оплачен счет на его лечение?

– Ну-у-у… Очевидно, когда хозяева придут навестить Лорда.

– Три дня уже никто не приходил, Любава, – сощурился Зверев.

– Ага.

– Танюха сказала, что звонила хозяину. Тот послал ее к черту. Ты случайно не в курсе, что на него нашло?

– Ну-у-у…

– Да что ты нукаешь?! Ну!

– Там хозяева поругались. Может, им сейчас не до песика.

– А нам что прикажешь с ним делать?! А с оплатой? Сколько раз вам повторять, что мы не благотворительная организация? – распалялся Зверев. Я делала вид, что мне страшно. Без этого было никак. И нам. И ему. Потому что, будучи крайне эмпатичным человеком, Федор Николаевич и впрямь рисковал пойти по миру, если бы привечал всех брошенных и захворавших. Тут же ему явно удалось провести границу между эмпатией и здравым смыслом.