Мамалыжный десант - стр. 61
До ночи стояли гаубицы, дымили резиной горящих шин, иной раз ветерком доносило едкий запах до наших траншей.
Уже в темноте ползали разведчики к погибшим гаубицам, притащили двух бессознательных тяжелораненых и тела погибших. Говорили, что имелся у пушкарей однозначный приказ выйти на прямую наводку, они и выметнулись. К чему вот такой приказ, зачем взвод погубили, Тимофей, как ни думал, догадаться не мог. Но в жизни и смерти такое случается, это понятно.
Как-то встретил Тимофей комбата той «фрицевской» батареи – все такой же подтянутый, с биноклем на груди. А с лица – лет на десять старше.
Вспомнился тот эпизод совершенно не ко времени, поскольку сидел в душе смоляной вонючей занозой, а настроение у бойца Лавренко и так было неважное. Тимофей сунул в рот помытую сливу, придвинул к себе чехол лопатки и принялся зашивать дыру, неспешно и аккуратно. В прошлый раз заштопал наспех, а для такого верного инструмента можно и постараться.
Лопатка лежала на ящике-скамье, надежная, тускло блестящая, отполированная о плацдарменную землю. Имелось на этом образце главного пехотного вооружения клеймо Днепропетровского «Коминтерна» и указывался год рождения лопатки – далекий и мирный 1940-й. Когда война кончится, нужно будет съездить посмотреть на легендарный Днепр и город – наверняка хорошее место[11], да и от Харькова до него недалеко.
Отрезая нитку, Тимофей в очередной раз понял, что ехать в родной Харьков уже и смысла нет. Мама умерла, отца, наверное, тоже нет в живых. Квартира вряд ли уцелела: город, говорят, дочиста разрушен, да и какие права у младшего Лавренко на ту замечательную квартиру? На заводе Тимофей не работал, да и вообще в самое решительное время бесславно сидел под немцами и румынами. Незачем ехать, не осталось у бойца Лавренко ничего, только плацдарм да эти кабельные несчастные катушки.
Нет, в мире что-то еще оставалось, поскольку катушки даром речи не обладали, а сейчас в дверь блиндажа постучали и осведомились:
– Есть шо живое?
– На месте я! – откликнулся Тимофей, несколько удивляясь воспитанности нежданного гостя: обычно, если дверь не опечатана, все гости без затей с ходу вваливались.
В дверь пролез незнакомый сержант – коренастый, длиннорукий, пожилой, – придирчиво огляделся и кивнул на коптилку:
– Отож тайными делами занимаемся посредь белого дня, а, хлопец?
– Почему тайными? Вот, ремонтом занялся, штопаю, – пояснил Тимофей, несколько обескураженный странными подозрениями.
– Оно ж снаружи посветлей. Солнце, га? – прищурился гость.
– Снаружи мешают. Только сядешь, как немедля чего-то кому-то нужно. Я же тут на проезде давно располагаюсь. – Боец Лавренко вывернул налицо зашитый чехол шанцевого инструмента и намекнул: – А вы с проверкой или просто языком потрепать?