Маленькие и неприметные. Заказ на заказчицу - стр. 26

Анна неверяще потрясла головой.

– Ты смотри-ка! Она – в туалет, а ему-то, казалось бы, какое дело?

– За такой снимок можно неплохие деньги получить, – пояснила Шура.

– А побить не могут? Недели две тому назад он, помню, с фингалом ходил.

– Били его уж. Даже не один раз, а два. Он собирает сведения о дачах всяких Дьяченко да Орбакайте, а потом идёт на промысел.

– Ну и?..

– Ну и нарывается.

– Понятно, – покивала Анна, сочувственно глядя на подругу. – А я тут на днях, позавчера, познакомилась с одним молоденьким.

– Молоденьким? Ты с ума сошла! – Шура даже сигарету затушила, чтобы ничто не помешало ей выслушать историю о новом романе Анюты.

– Да он не совсем и молоденький. Тридцать четыре ему. Я просто с собой сравниваю.

– Почему молчала-то столько времени? – сказала Шура, с некоторой даже обидой в голосе.

– Ну ты извини, а почему я должна посвящать тебя в свою личную жизнь?

– Подруги ж всё-таки, – смущённо пожала плечами Шура.

– Не во все сферы жизни, ты знаешь, и подруги допускаются, пусть и самые близкие.

– Анюта, ну ты, прямо… Я же не выпытываю интимные подробности. Просто – кто он, что он?

– А не поняла я. В общем-то, он такого, знаешь, завирального типа субъект. То про одно рассказывает, то по-другому то же самое преподнесёт.

– Аферист какой-нибудь? – предположила Шура. – А может, альфонс? Деньги не пытается вытягивать?

– Альфонсы – это для богатеньких штучек. Тут – симпатия. Естественно, я не собираюсь его к себе навсегда привязывать… И свет клином на нём не сошёлся. Но пока, вроде бы, всё неплохо идёт. Он, между прочим, такой, знаешь, непосредственный. «Чего смотришь? – спрашивает. – Тебе вдуть? Ладно, подставляй, курва!» Меня сначала это даже несколько шокировало. Или: «Чего облизываешься?» – спрашивает. Ну и в том же духе.

В глазах Бояркиной вспыхнули гневные огоньки, и Подлесный, готовый к обороне, сжал зубы и прищурился. Невозможно сжимать пружину до бесконечности. Так и с ним. Он слишком многое позволял ей в отношении себя. Однако – хватит, пора бы уже и положить конец этому безобразию. Сколько, в конце-то концов, можно! Будь сейчас на дворе даже и не патриархат или равенство, а самый что ни на есть суровый матриархат – всё равно. Он, в конце-то концов, свободный человек!

Однако Марина, видя его решительный настрой (Дмитрий стоял сжав кулаки и набычившись, ноги на ширине плеч), не стала обострять ситуацию.

– Разувайся, проходи. Сейчас ужинать будем, – произнесла она приветливым голосом и ушла на кухню.

Дмитрий хотел отказаться, но не успел – Марины уже не было, а кричать не хотелось. Ладно, он поест. Он будет вести себя как обычно, но будет твёрд. Хватит вить из него верёвки. Нет и нет. Он будет немногословен, но непреклонен. Никаких дискуссий. А поесть он поест. Так как проголодался. И пусть даже с ложечки начала бы она кормить его – без разницы, она ничего не добьётся. Говорят, в кормлении неизбежно присутствует элемент приручения. Объявить бы голодовку, а то и вообще домой не являться – вот беспроигрышное решение. На все сто процентов. Но он припёрся. И не отказался от приёма пищи. Из этих реалий и надо исходить.