Маленькая страна - стр. 1
Cet ouvrage a bénéficié du soutien des Programmes d’aide à la publication de l’Institut français
Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института
Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко
© Éditions Grasset & Fasquelle, 2016
© Н. Мавлевич, перевод на русский язык, 2018
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2018
© ООО “Издательство Аст”, 2018
Издательство CORPUS ®
Жаклине
Пролог
Не знаю толком, с чего все это началось.
Хотя папа еще давно, когда однажды мы все ехали в пикапе, объяснял:
– В Бурунди, как в Руанде, есть три народности, говоря по-научному, этнических группы. Самая большая – хуту. Они невысокие и носатые.
– Как Донасьен? – спросил я.
– Нет, Донасьен – заирец, это не то. А вот как, например, Протей, наш повар. Другая группа – тва, или пигмеи. Но они, можно сказать, не считаются, их слишком мало. И третья – тутси, как ваша мама. Их гораздо меньше, чем хуту, они высокие, с тонкими носами, и никогда не знаешь, что у них в голове. Ты, Габриэль, – он ткнул в меня пальцем, – настоящий тутси, никогда не знаешь, что ты думаешь.
На этот раз я и сам не знал, что думаю. Что можно думать о таких вещах? И я спросил:
– Тутси и хуту воюют из-за того, что у них разные территории?
– Нет, они живут в одной стране.
– Тогда из-за того, что у них разные языки?
– Нет, они говорят на одном языке.
– Может, у них разные боги?
– Нет, бог у них один и тот же.
– Ну так из-за чего они воюют?
– Из-за того, что у них разные носы.
На этом разговор окончился. Все-таки странная история. По-моему, папа и сам не очень понимал, в чем дело. Но с того дня я начал обращать внимание на рост и форму носа каждого встречного. Когда нас с сестренкой Аной брали в центр города и водили по магазинам, мы втихомолку гадали, кто хуту, а кто тутси. Шептались между собой:
– Вон тот, в белых штанах, наверняка хуту – он маленький, с толстым носом.
– Ага, а этот, в шляпе, длинный, тощий и с тоненьким носом, – тутси.
– А вон еще хуту – в полосатой рубашке.
– Нет, посмотри: он худой и высокий.
– Да, но какой толстый нос!
Как-то не очень верилось в эти этнические объяснения. К тому же папа подобных разговоров не любил. Нечего детям, говорил он, соваться в политику. Мы бы и рады, да никак не получалось. День ото дня нагнеталась какая-то странная атмосфера. Даже в школе ребята то и дело ссорились и обзывали друг друга хуту или тутси. Когда показывали “Сирано де Бержерака”, кто-то сказал: “Глядите, он тутси – нос-то какой!” Изменился сам воздух. И это чуял каждый, какой бы нос у него ни был.
Желание вернуться – вечное мое наваждение. Не проходит и дня, чтобы та страна хоть как-то не напомнила о себе. Неясный звук, легкий запах, закатный свет, чей-то жест или просто молчание – любая малость может разбудить память о детстве. “Ты ничего там не найдешь, кроме руин и призраков”, – твердит мне Ана. Она и слышать не желает о “проклятой стране”. Я слушаю ее. Я верю ей. Она всегда была разумнее меня. И гоню прочь эту мысль. Твердо решаю никогда туда не возвращаться. Я живу тут. Во Франции.
Но по-настоящему мне не прижиться нигде. Прижиться где-то значит телесно слиться с этими местами, с каждым оврагом и пригорком. Тут – ничего подобного. Тут я не житель, а жилец. Тут я располагаюсь, проживаю, квартирую. Мое жилище служит мне ночлегом и выполняет чисто прагматичные задачи. Оно пахнет свежей краской и новым линолеумом. Соседи – совершенно незнакомые люди, мы приветливо избегаем друг друга на лестнице.
Я живу и работаю в парижском предместье. Сен-Кантен-ан-Ивлин. Линия С скоростной пригородной электрички. Городок новый, как жизнь без прошлого. Понадобились годы, чтобы я, как говорится, интегрировался. Нашел постоянную работу, квартиру, обзавелся друзьями, привычками.
Знакомиться я люблю по интернету. На один вечер или несколько недель. Девушки разные, и все, как на подбор, красавицы. Я с наслаждением выслушиваю их рассказы о себе, вдыхаю запах их волос и забываюсь в кольце их рук и ног, в их податливой плоти. Все до единой обязательно задают один и тот же опостылевший вопрос: “Кто ты по происхождению?” Вопрос естественный. Обычный. Почти неизбежный при первой встрече. Моя бронзовая кожа у многих вызывает любопытство – предъяви им свою родословную. Я отвечаю: “Человек”, – и это их раздражает. А я ведь никого не хочу задеть. Не строю из себя зануду или умника. Просто зарекся обсуждать, кто я такой, еще когда пешком под стол ходил.