Маленькая балерина - стр. 42

Наступило лето. Мои одноклассники, сдавшие выпускные экзамены, разлетелись по стране. Фиалку зачислили в труппу Большого театра, кто-то распределился в Мариинку, кто-то – в Пермский Государственный…

Они были счастливы, у них все было впереди. А у меня…

Моя мама тогда растерялась. По-моему, впервые в жизни. Ведь у нее всегда все было расписано, разложено по полочкам заранее.

Но тут вмешалась судьба. Сын ректора ГИТИСа, напившись в хлам, вылетел из седла своего мотоцикла и раскроил череп. Мой отец вернул парня с того света и преисполненный благодарности ректор предложил мне и моим родителям любой факультет – на выбор.

Я, конечно, мечтала о сцене. Актерский, режиссерский факультет – мне было все равно. Лишь бы творческий. Но врачи категорически запретили мне любые физические нагрузки, а какой актерский курс может обойтись без уроков танца и сценического движения?

Вот так я стала студенткой театроведческого факультета, тихого, спокойного и… смертельно скучного.

Я с трудом отсиживала положенные лекции и неслась на свое излюбленное место – заветную скамеечку в знаменитом «гитисовском» скверике, расположенном напротив входа в институт. Устраивалась на спинке, свесив ноги на сиденье. Было ужасно неудобно, но почему-то там все сидели именно так.

Я ждала, когда появятся «небожители» – студенты творческих мастерских. Они гурьбой вываливались из дверей после занятий по актерскому мастерству. Я остро им завидовала и с жадностью вслушивалась в обсуждение сыгранных на уроке отрывков и этюдов.

Однажды поздней осенью один из «небожителей» подсел ко мне.

– Что одна мерзнешь, голуба моя? – спросил он и подмигнул.

Я открыла глаза. Оказалось, что уже совсем стемнело, и торжествующая луна победно пялится с угольного неба.

Денис протянул мне бокал вина, придвинул поближе садовое кресло и плюхнулся в него.

– Ох, прав старик Гумилев, – вздохнул он. – Если б ты была со мной, голуба моя, все было бы по-другому…

– Ты что, стал бы тогда президентом Соединенных Штатов? – усмехнулась я.

– Ну, зачем ты так, Алекс? – с укоризной произнес Шмаков. В его голосе прозвучали трагические нотки. – Просто я был бы тогда счастливым.

– Ты неисправим! – окончательно развеселилась я. – Прибереги лучше свой пафос для сцены.

– Ох, какая ты стала! – восхитился Денис. – Колючая, злая. Такой ты мне даже больше нравишься…