Малефисента. Владычица тьмы - стр. 16
– Она вовсе не такая, генерал, – перебил его Филипп, вставая на защиту тёмной феи.
«Это же моя будущая тёща, – внезапно подумал он. – Ох и посмеялась бы она, узнав об этом!»
Отношения с Малефисентой у них были сложными, точнее – почти никакими. Когда им изредка доводилось сталкиваться друг с другом, дело ограничивалось лишь сухими приветствиями. Впрочем, нет, Малефисента обычно ещё интересовалась тем, хорошо ли чувствует себя принц – интересовалась так, словно надеялась услышать в ответ, что чувствует он себя неважно.
– Моя работа – защищать наше королевство, – продолжал гнуть своё Персиваль. – И для этого я, не задумываясь, сделаю всё необходимое, мой друг. Не задумываясь.
Он пришпорил коня и поскакал вперёд, оставив Филиппа позади. Филипп вздохнул, чувствуя, что его радость слегка поблекла. Они с Авророй были уверены, что любят друг друга. Много раз мечтали, как объединят свои королевства и покажут и феям, и людям, что можно мирно уживаться друг с другом. Но путь к этой цели был долгим и тернистым. Филипп отлично понимал, что Персиваль отнюдь не единственный, кому идея объединённого государства людей и фей кажется неприемлемой.
Филипп туже натянул поводья и рысью направил своего коня в сторону замка, чувствуя холодок под сердцем. Он догадывался, какой окажется реакция родителей на новость, которую он им везёт.
Королю Джону ужасно хотелось встать и потянуться, размяться после тех часов, которые он просидел на троне, придавленный плотной узорчатой мантией и тяжёлой короной. Кроме того, по требованию жены сверху на него была ещё наброшена меховая шкура с головой животного. Да ещё приходилось держать в руках длинный скипетр. И без того неудобный, трон после долгого позирования для королевского портрета становился настоящим орудием пытки.
Но ради того, чтобы жена была довольна, король Джон был готов терпеть любые муки.
Заметив краем глаза движение в тронном зале, король улыбнулся – чуть-чуть, едва заметно, потому что уже не раз получал за подобные вольности суровый выговор от рисующего портрет придворного художника.
– Ингрит, – обратился он к жене, – ты единственная, кому я могу доверять. Скажи честно, как я там выгляжу.
Королева подошла ближе. Её кожа матово светилась и была молочно-белой, как луна. Платье плотно облегало тонкую хрупкую фигуру. Светлые, почти белые волосы королевы были гладко зачёсаны. Глаза, которыми она пристально изучала портрет, были холодными и прозрачными, словно льдинки. Скорее это она, а не король, выглядела произведением искусства. Холодной мраморной статуей.