Мальчик в башне - стр. 8
– Что случилось? Что случилось? – спрашивал я, но мама не отвечала.
Она сморщила лицо, всхлипывая еще громче. Казалось, порез на ее лице тоже плакал.
– Мамуль? – Я не понимал, что я хотел спросить, пока не произнес вслух:
– Кто это сделал?
– О Ади, – шептала мама. – О Ади, о Ади.
И я тоже начал плакать, хотя всей душой не хотел. Я хотел позвонить в полицию и в «скорую». Я хотел сделать что-нибудь, чтобы маминому лицу стало лучше. Я хотел сделать много чего, но получалось только плакать маме в плечо, а она укачивала нас, чтобы мы оба забыли о ее ранах. При всем моем хотении я лишь свернулся у нее на руках и отчаянно рыдал от того, что случилось.
Мы так и уснули вместе, в объятиях, но проснулся я в одиночестве в темной спальне.
– Мам? – В тусклом свете мой голос был крошечным и одиноким.
– Я… – Мамин голос был грубым и хриплым. – Я здесь.
Она сидела на диване в темноте. Я порадовался, что света не было, потому что так я не мог видеть ее израненное лицо. А потом мне стало стыдно.
– Мама! – крикнул я, будто потерял ее, и я снова забрался ей на руки и уткнулся лицом в мягкую ткань ее кофты. Я понял в тот момент, что мама даже не сняла пальто.
– Все хорошо, Ади. Все хорошо. Засыпай, – сказала мама.
И я заснул.
Я знал, что случилось что-то плохое, но никак не мог спросить маму, что именно. Я пытался. Правда. Но слова не хотели выходить наружу.
Мне было страшно. Страшно, когда я думал, где мама так поранилась. Страшно от мысли, что это может случиться еще раз. Может, поэтому я был не против сходить в магазин. Ведь если пойду я, с мамой ничего плохого не произойдет. Она будет дома, в безопасности.
Я никому не сказал о случившемся, даже Гайе. Я не хотел, чтобы это было по-настоящему, а если никому не говорить, то оно становилось менее настоящим, правда? Мне кажется, мама тоже так считала, поэтому она не пошла в полицию или к врачу.
В чем-то маме становилось лучше. Ее лицо тут же начало заживать. Сначала оно было сиреневым, потом каким-то синим, а затем желтоватым. Порез на щеке больше не выглядел таким болезненным. Я думал, что все станет, как раньше. Мама будет приходить с работы и рассказывать забавные истории, которые случились в магазине. У нее всегда так хорошо получалось описывать покупателей – я прямо видел их перед собой. Или будет заглядывать в холодильник, как она иногда делала, а потом захлопывать его и объявлять: «Ади, пойдем отсюда», – и мы поедем в «Макдональдс».
Вместо этого мама ушла в себя, закрылась от внешнего мира.
Каким-то образом Гайя все это поняла, хотя я ничего не говорил.