Мальчик, идущий за дикой уткой - стр. 60

? Если нельзя – скажу по-грузински: акуебс. Так вот, наш Одиссей в тишине цирка громко, протяжно акуебс! И тут раздался смех. Батумцы всё поняли! Бедный Одиссей! Он оказался жертвой хитроумного розыгрыша. В эту адскую труппу, устроившую чемпионат мира, чтобы заманить зрителей, берут местного (видимо, в каждом городе своего), его ведут по отработанному маршруту к вершине славы, под него ложатся один за другим борцы, изображая проигравших, и так до финала. Сегодня ночью труппа уезжает, а когда все деньги собраны, когда пора в путь, когда поезд гудит – Одиссей акуебс!!! Как этот спектакль похож на жизнь!

Мне не очень хотелось говорить, но всё же скажу, что крикнула в смеющуюся толпу эстонка Эльза: “Это акуебс не мой Одиссей! Его акуебс я узнаю из тысячи других!”

…В “Каталоге знаменитостей” я не описал встречи с такими замечательными творцами, как писатель Джон Стейнбек, режиссер Милош Форман, один из лучших современных писателей Сергей Довлатов. Форман – в конце алфавита, но Довлатов – “Д”. О нем-то я должен сказать.

Это было в Лос-Анджелесе в конце восьмидесятых на Вилшар-авеню. Я открыл дверь кабинета издателя журнала “Панорама” Александра Половца – ко мне поворачиваются две головы, Половца и Довлатова. С первым я хорошо знаком, о Довлатове слышал много интересного, но не знаком. Они меня зовут войти, а я, чувствуя, что у них какой-то приватный разговор, делаю нелепый жест рукой, мол, загляну потом. Я ушел и в тот день не вернулся в “Панораму”. Довлатов приехал на день из Нью-Йорка и улетел назад в Нью-Йорк. Улетел для меня навсегда. Зачем я не зашел в кабинет Половца? Вечная моя робость тому виной. Что-то не нарушить, что-то не переступить… Половец на другой день сказал: “А он тебя вспомнил, в Петербурге вы встречались у Эстер Коган. Есть такая? Есть… То ли ты зажилил, то ли он зажилил какую-то книгу”. Я вспомнил вечеринку у Эстер. Так тот длинный был Сергей Довлатов?! Потом ночью мы втроем шли через зимний Питер, и он смеялся, что мне неловко при Эстер отойти в сторону и вылить из себя пиво, которым весь вечер мы щедро заливались. Дурацкий кодекс джентльмена, точнее, тбилисского пацана требовал терпеть. Длинный Сергей смеялся: “Я тоже кавказец, но пусть лопнет совесть, чем мочевой…” Эстер спросила: “О чем вы шепчетесь там?”

Наконец-то добрались до дома моего друга Миши Кобахидзе, режиссера, проходившего практику на “Ленфильме”, у которого я остановился. Он напоил нас кубинским ромом. Я уже спал, когда раздался звонок. “Эстер у тебя?” Странный звонок, странный вопрос. Они же вместе ушли… Читаю, перечитываю его книги, восхищаюсь загадочной легкостью фраз. Он мне кажется лучшим, кто писал во второй половине прошлого века. Его “Соло на ундервуде” и “Соло на IBM” всегда на моем столе, в моем рюкзаке. Если я куда уехал без Довлатова, я нахожу в том городе книжный магазин. Ведь как радостно и озорно читать: “Случилось это в Пушкинских Горах. Шел я мимо почтового отделения. Слышу женский голос – барышня разговаривает по межгороднему телефону: «Клара, ты меня слышишь?! Ехать не советую! Тут абсолютно нет мужиков! Многие девушки уезжают, так и не отдохнув!»”