Мальчик глотает Вселенную - стр. 42
– Не забывай быть конкретным, – всегда говорит Дрищ. – Подробности. Вставляй все детали. Парни ценят все это подробное дерьмо из повседневной жизни, которого они больше не получают. Если у тебя есть учительница, которая тебе нравится, расскажи им, как выглядят ее волосы, как выглядят ее ноги, что она ест на обед. Если она учит тебя геометрии, расскажи, как она рисует долбаный треугольник на школьной доске. Если ты вчера мотался в магазин за пакетиком конфет – ездил ли ты на своем велике, ходил ли пешком, видел ли радугу по пути? Ты купил леденцы, ириски или карамельки? Если на прошлой неделе ты ел хороший кусок мяса – был это стейк с горошком, карри или говядина с грибами? Больше подробностей.
Дрищ продолжает писать свою страницу. Он втягивает дым, его щеки сжимаются, и я вижу очертания черепа под кожей, а короткая на затылке и по бокам стрижка с «площадкой» сверху делает Дрища похожим на чудовище Франкенштейна. Оно живое. Но… надолго ли, Дрищ?
– Дрищ.
– Да, Илай.
– Могу я задать тебе вопрос?
Дрищ прекращает писать. Август тоже прерывает свое занятие. Они оба смотрят на меня.
– Ты правда убил того водителя такси?
Дрищ слегка улыбается. Его губы дрожат, и он поправляет свои очки в толстой черной оправе. Я знаком с ним достаточно давно, чтобы понимать, когда ему больно.
– Прости, – говорю я, опуская голову, возвращая свою шариковую ручку обратно на страницу письма. – Просто в сегодняшней газете была большая статья.
– Что за статья? – спрашивает Дрищ. – Я сегодня ничего такого не видел в «Курьере».
– Не в «Курьер мейл». Это было в местном листке, в «Юго-западной звезде». Одна из тех длинных простыней из цикла «Квинсленд помнит». Огромная полоса. Речь шла о Гудини из Богго-Роуд. Они рассказывали о твоих побегах. Они говорили об убийстве в Саутпорте. Там говорилось, что ты мог быть невиновен. Там говорилось, что ты мог отсидеть двадцать четыре года за преступление, которое ты не…
– Столько воды с тех пор утекло, – обрывает меня Дрищ.
– Но разве ты не хочешь, чтобы люди знали правду?
Дрищ затягивается сигаретой.
– А могу теперь я задать тебе вопрос, малыш?
– Да.
– Ты сам-то как думаешь, убивал я его?
Я не знаю. Что я знаю – так это то, что ничто не убило самого Дрища. Я знаю только, что он никогда не сдавался. Темнота не убила его. Копы не убили его. Тюремщики не убили его. Решетки. Дыра. Черный Питер не убил его. Кажется, я всегда считал, что, если бы он был убийцей, его совесть могла бы стать тем, что убило бы его в те черные дни в Дыре. Но и совесть не убила его. Потеря той жизни, которая могла бы у него быть, – тоже не убила его. Почти половину своей жизни он провел за решеткой, и все равно может улыбаться, когда я спрашиваю – убийца ли он. Гудини был заперт в ящике в общей сложности тридцать шесть лет и вышел живым. Долгий фокус. Такой фокус, что кролику потребовалось тридцать шесть лет, чтобы высунуть голову из шляпы. Затянувшийся трюк с человеческой жизнью.