Магия отступника - стр. 76
Она вздернула подбородок – словно подставляя удару горло. Взгляд она не отрывала от глаз Лисаны и больше ничего не произнесла. Однако угроза повисла в воздухе, невысказанная и оттого лишь более тревожная.
– Убей ее, – тихо согласилась Оликея, и в ее голосе звенели страх и жажда. – Этим.
Она достала из поясных ножен кинжал и протянула ему. Лезвие оказалось черным и блестящим – обсидиан. Память шевельнулась во мне. Он был остр, точно бритва, – нож, подобающий магу, который не должен касаться железа.
Мальчик-солдат взял кинжал из рук Оликеи и беспомощно заозирался по сторонам, словно в поисках указаний. Он не мог слышать Лисану. Не мог спросить у нее совета, а бесстрашная готовность Эпини принять то, что ее постигнет, явно его беспокоила. Я видел, как он пришел к выводу, что чего-то не учитывает. Я не знал, так ли это, или же Эпини просто блефует. Мне хотелось спросить ее, но выказывать эти сомнения не стоило. Я попытался слабо улыбнуться в ответ на ее улыбку, но, кажется, потерпел неудачу.
Мальчик-солдат принял решение и ударил.
Я ощутил его намерение за миг до того, как он его осуществил. Сразу после этого произошли одновременно две вещи. Я ему помешал. Не знаю как, но мне удалось остановить его руку на полпути к цели. Это ошеломило его и вдобавок сожгло часть и без того скудного запаса магии. Видимо, я использовал его магию против него, чтобы не позволить ему ранить Эпини. Удивился я не меньше его самого.
А Эпини, несмотря на неуклюжесть, вызванную беременностью, резко пригнулась и бросилась к топорику, который выронила Оликея. Она ударилась о землю сильнее, чем намеревалась, всхлипнула от боли, но тут же выпрямилась, сжимая в руке оружие и сверкая зубами в победоносной улыбке.
– Давай проверим, что будет, если тебя ударить холодным железом! – угрожающе предложила она и изо всех сил швырнула топориком ему в голову.
Обух с неприятно глухим звуком ударил ему в лоб, и мальчик-солдат упал. Не знаю, что послужило тому причиной – сила ее броска или воздействие железа на его тело, но он содрогнулся, и глаза его закатились. Ликари потрясенно разинул рот. Оликея взвизгнула, точно ошпаренная кошка, и набросилась на Эпини.
А я беспомощно наблюдал. Я оказался хуже чем просто бесплотным – то тело, на которое я мог надеяться повлиять, валялось без сознания. Оликея была выше Эпини, мощная, более привычная к физическому труду, не скованная одеждой или беременностью. Она кинулась на мою кузину, как кошка на добычу. Эпини метнулась в сторону, но все равно опрокинулась под натиском Оликеи. Обе визжали – столь жуткого звука мне прежде слышать не доводилось. Эпини выкрикивала слова, которых, по моим представлениям, не могла знать, и сражалась с поразительной силой и яростью. Она защищала нерожденного ребенка в не меньшей мере, чем себя. Оликея оказалась сверху, но Эпини извивалась в ее хватке, пока не дотянулась до ее лица и не пролила первую кровь, пробороздив ногтями лицо и грудь врага. Одежда не только стесняла ее, но и защищала от мелких повреждений, а когда моя кузина перекатилась в сторону, подтянула ногу вверх и ухитрилась лягнуть Оликею в живот, обувь тоже показала себя несомненным преимуществом.