Магистраль вечности (сборник) - стр. 58
Порой плакать хочется, когда думаешь о тех великих достижениях человечества, которые нам пришлось утратить навсегда…
Глава 15
Когда белые люди ушли, Гораций Красное Облако еще долго сидел у костра. Он глядел им вслед, пока они не скрылись из виду. Утро давно прошло, но лагерь еще лежал в тени: солнце не успело подняться над вздымающимися над лагерем утесами. Вокруг было тихо, тише обычного; все поняли: что-то произошло, однако не беспокоили Красное Облако. Его не станут спрашивать, подождут, пока он сам все расскажет.
Женщины, как всегда, занимались своими делами, но старались поменьше бренчать котелками и не перекликались друг с дружкой. Они собирались в кучки, перешептывались, едва сдерживая возбуждение. Остальных в лагере не было – видимо, работали на полях или охотились и ловили рыбу. Тихо… Даже собаки примолкли.
Костер прогорел, остались зола да несколько головешек по краям, и тоненькие струйки дыма поднимались от них и из середины кострища, где прятался последний остывающий жар.
Красное Облако медленно вытянул руки и держал их над костром, потирая одну о другую, словно их умывая дымом. Он даже улыбнулся, заметив, что делает. Рефлекторное движение, наследие прошлой культуры, подумал он, но рук не убрал. Так поступали его далекие предки, совершая обряд очищения, – одно из многих бессмысленных движений, предшествовавших колдовству. Что он и все остальные утратили, отказавшись от колдовства? Разумеется, веру, а вера, возможно, имеет некоторую ценность. Но рядом с ней неизменно присутствует и обман, а хочет ли человек оплачивать ценность веры монетой обмана? Мы потеряли так мало, сказал он себе, а приобрели гораздо больше: осознание самих себя как части природной среды. Мы научились жить вместе с деревьями и ручьями, землей и небом, ветром, дождем и солнцем, со зверями и птицами, словно все они наши братья. Прибегая к их помощи, когда появляется в том нужда, но не злоупотребляя ею. Обращаясь с ними иначе, чем белый человек, не властвуя над ними, не пренебрегая, не испытывая к ним презрения.
Он поднялся от костра и не спеша двинулся по тропинке к реке. Там, где у кромки воды тропинка кончалась, на покрытом галькой берегу лежали вытащенные из воды каноэ, и пожелтевшая ива, развесив никнущие ветви, купала в струившемся потоке золото своих листьев. По воде плыли и другие листья: красно-коричневые с дуба, багряные с клена, желтые с вяза – дань деревьев, растущих выше по течению, приношения реке, которая поила их в жаркие, сухие дни лета. Река разговаривала с Красным Облаком; не только с ним одним, но и с деревьями, с холмами, с небом – приветливый невнятный говорок, бегущий куда-то меж двух берегов.