Магический бестиарий - стр. 23
Да и был ли это азарт?
Тогда симптомом чего было это твое ночное занятие?
Невоплотимой жизни?
Алогичной невротической реальности?
Невменяемого чувства?
Вычеркни ненужное.
После университета отработав какой-то невнятный срок в немыслимой конторе, где китайской пыткой «тысячи кусочков» убивают вялое бледное время, я загремел в колхоз то ли на уборочную то ли на посевную, что во всеобщем планетарном бардаке было одним и тем же. Мы, в основном, ловили раков в прудах, посильно развлекались, пили горькую. Это было чистое отвлечение по Паскалю. Видавшие виды инженеры напряженно играли в бесконечный преферанс, и я как-то краем уха услышал, что вот, да! есть, мол, игроки – всем игрокам игроки, когда, мол, служил в «почтовом ящике N 12345», то там трудилась семейная пара – профессионалы, и не садись, они и сынка с малолетства приучили, – а кто это, спросил я – и в ответ услышал твою птичью фамилию. О дальнейшем я не любопытствовал.
На выигранные у Боба и Гуни ты купил и «Эстонию», и «Юпитер», и что-то еще.
Наверное…
Все остальное, что я могу дописать о тебе, что мне удалось вырвать из бессвязности, выведать из редких встреч с однокашниками (я всегда спрашивал к их недоумению о тебе), совершенно лишено чувственности и складывается в несложную однозначную схему. Ты как письмо попал в тот же «почтовый ящик», где лежали заклеенными твои родители, и самый неожиданный кульбит судьбы – тебя призвали на два года офицером в какие-то там войска, где ты стал настоящим Германом, и все остальное, касающееся твоего достоверного исчезновения, покрыто тьмой и стало сумраком.
Ты стал равен сам себе.
Гагамахия
Старых сюжетов, издавна волновавших меня, горевших когда-то вблизи, а потом и подпаливавших всего меня хрупким, но распирающим до сих пор болезненным огнем, по прошествии многих лет становится все меньше и меньше. Но, уменьшаясь числом, они увеличиваются в объеме.
Я попадаю в неприятную зону тотального дефицита.
Мне делается душно.
Мне словно бы всего теперь не хватает.
И я давно не ищу каких-то по-особому достоверных оснований моего смысла.
Все само собою заявляется незваным ко мне. Будто я еду в общественном транспорте с закопченными окнами и иногда получаю возможность взглянуть в крохотную процарапанную лунку, чтобы убедиться в том, что еще жив.
То, что я черпаю оттуда, поражает меня одновременно прямодушной связностью и опасной случайностью.
Вваливается в меня совершенно непристойным, тесно галдящим скопом.
Я-то ведь исподволь осуществляю совсем иной поиск. Совсем других концов. Совсем иных исчезнувших существ.