Мафия - стр. 38
– Плюнь ты на соседей, – бодрячески посоветовал Геннадий Трофимович. – На чужой роток…
– И это говоришь ты! – аж задохнулась Зося. – Ты, мой отец! Как ты мог допустить до такого срама? Мало того что обшарили везде, так еще вещи описали! Даже это. – Она распахнула дверцы платяного шкафа, плотно увешанного одеждой.
– Это уж слишком, – побледнев, охрипшим голосом проговорил отец.
Но дочь, казалось, не слышала его. На нее опять накатил приступ истерики. Сдернув с вешалки парадный мундир мужа, она пыталась порвать его. Но ничего не выходило. Тогда Зося сорвала со стены клинок и принялась остервенело кромсать гордость мужа.
– Ты с ума сошла! – бросился к ней отец.
– Не хочу видеть! Не хочу! – повторяла Зося, терзая мундир. – И пусть вся проклятая милиция провалится в тартарары! Вся!
Геннадий Трофимович остолбенело смотрел, как летели на ковер куски материи, погоны, сверкающие пуговицы. Он понял, что дочери нужно выместить на чем-нибудь свою ярость.
И действительно, когда от парадной формы остались одни лоскуты, Зося повалилась ничком на гобеленовое покрывало постели и тихо завыла. Сквозь всхлипывания пробивались лишь отдельные слова:
– Я… Я… Говорила… Дону… Заложат… Не связывайся… С-с милицией… Вот… Получил…
Отец сел рядом, сложив на коленях руки. Дотрагиваться до дочери он не решился.
– Ладно, мы еще увидим, – сурово погрозил он кому-то.
– Э-эх, молчал бы! – утирая обеими ладонями лицо, поднялась с постели Зося. – Даже этого фанатика, садиста Шмелева, и того не мог отстранить…
– Как? Не убрали? – нахмурился Геннадий Трофимович. – А ведь дали слово…
Киреева смерила отца презрительным взглядом, подошла к двери, приоткрыла ее и крикнула:
– Марина, прошу, принеси газету!
Через мгновенье в дверь протянулась рука с газетой.
– На, полюбуйся! – швырнула в отца Зося ею. Газета распласталась на полу. Геннадий Трофимович поднял ее, пробежал глазами все полосы. Со второй на него глянули три снимка следователя Шмелева: поясной портрет; фотография, изображающая Николая Павловича дома со своей любимой собакой; и, наконец, в молодости. На последней он, бравый офицер, при орденах, был снят с фронтовым товарищем, таким же улыбающимся молодцем.
Пространный очерк на весь подвал вершал заголовок: «Покой нам только снится».
Геннадий Трофимович посмотрел на дату.
– Сегодняшняя, сегодняшняя! – зло проговорила Зося. – Расписали как былинного героя. На всю область расхвалили.
Печерский скомкал газету, отшвырнул прочь. Его лицо стало каменным, властным. Он решительно снял телефонную трубку, набрал номер.
– Миша?.. Да, я… Слушай, хочу сейчас подъехать к тебе. – Он хмуро вздохнул. – Какой преферанс!.. Дело, брат, неотложное… Не телефонный разговор… Еду.